Охота на Овечкина

Овечкин лишь беспомощно смотрел на него, не зная, что ответить. Мир голодных духов, мир сытых духов… убить Хораса… да что же это такое?!

– Я, конечно, мог бы попробовать отыскать мир, о котором ты говоришь, – выдавил он наконец. – Но ведь я связан заклятием, и мне нет другой дороги, кроме как обратно в твою крепость. Как же мне действовать?

– У тебя сильные друзья, – сумрачно ответил Хорас. – Я больше ничего не могу сказать. Найди способ убить меня – и ты будешь свободен. Я прошу тебя об этом. Но если не хочешь… Прощай.

И Михаил Анатольевич не успел опомниться, как оказался снова сидящим в лодке, качавшейся на черной воде. Одной рукой он обнимал Фирузу, голова спящей девушки покоилась у него на плече, саламандра и Ловчий встревоженно смотрели на него. А на выступе скалы не было никого, словно бы он и сам только что спал и безумный разговор с Хорасом, требующим для себя смерти, ему всего лишь приснился…

* * *

– Нет, нет и нет! – решительно заявил Овечкин. – Я не хочу и не буду этого делать. Плывем обратно.

– Ты с ума сошел, колдун! – с досадой воскликнул Пэк. – Сколько можно объяснять – он же сам просит тебя об этом! Подумай хорошенько своей дурацкой башкой – он действительно хочет умереть! Да и кто бы не захотел на его месте?

Саламандра бегло огляделась по сторонам и содрогнулась всем телом.

– И ты, как проживешь в болоте годик, захочешь…

– Ни за что! – сказал Михаил Анатольевич еще решительней. – Это он от отчаяния, а на самом деле…

– А на самом деле – что ты можешь предложить ему взамен, смертный? – холодно спросил Ловчий. – Ну-ка, успокойся да и подумай, действительно, хорошенько. Только попытайся представить себе…

– Не хочу и представлять. Никто не может желать себе смерти по доброй воле. Да даже если б я и поверил в это – я не могу, своими руками…

– Никто не заставляет тебя убивать его своими руками. Выполни его просьбу, только и всего, постарайся отыскать мир, о котором он говорил. Сделай все, что можешь, а там будет видно. Может, еще ничего и не получится… я, например, слыхом не слыхивал ни о каких сытых духах.

– И я не слыхал, – сказал Пэк. – Скорей всего, это и вправду просто местная легенда. Но, с другой стороны, никакая легенда не произрастает на пустом месте. Что-то такое должно быть…

– Они правы, Михаил Анатольевич, – робко заметила Фируза. Она уже проснулась к этому времени и чувствовала себя полной идиоткой, оттого что проспала самое главное – встречу с Хорасом. Хорошо еще, что все обошлось, и Овечкин вернулся с этой встречи живым и невредимым… а уж остальное казалось ей вовсе не страшным.

Овечкин хмуро посмотрел на нее.

– Правы… я и сам понимаю. Но я не могу, не хочу…

– Но ведь он просит вас об этом!

– Вот мы и вернулись к тому, с чего начали, – пробормотал Пэк и сердито забарабанил пальцами по борту лодки.

Некоторое время все молчали, не глядя друг на друга. Потом Ловчий тяжело вздохнул и сказал:

– Ладно. Поплывем обратно. Может, по-своему и ты прав, Овечкин. Но я хочу сказать тебе вот что – не все в твоей жизни зависит сейчас от твоего желания. У тебя на самом деле нет выбора. Так говорил отец Григорий, и это его слова я повторяю – тебя ведет судьба. И пока ты не пройдешь через все, что тебе ею уготовано, выбора у тебя нет. Ты можешь сейчас отказаться выполнить просьбу Хораса, и мы вернем тебя туда, где ты обречен находиться. И, может быть, ты даже спокойно проживешь там какое-то время. Но потом ты вспомнишь кое-что из того, что тебе говорили и о чем тебя предупреждали. Может быть, вернется твой Босоногий колдун и скажет тебе то же самое. И мы или кто-то другой снова поведет тебя этими же путями… От твоих поступков сейчас зависит участь той, которая тебе всего дороже, – ты, кажется, забыл об этом? И ты выбираешь бездействие только потому, что ты, видишь ли, никогда в жизни никого не убивал. Да то, что ты уже сделал Хорасу, для него хуже и страшнее смерти во сто крат! Как объяснить тебе это – я не знаю. Плывем обратно.

Он взялся за весло и с силой погрузил его в воду.

– Подождите, – уныло сказал Овечкин. – А где искать этих… сытых духов, вы знаете?..

На душе у него было тяжко, очень тяжко.