Охота на побежденных

— Да — так и сделайте. И побыстрее. Передайте мой приказ — всех драгун как можно быстрее гнать сюда. Обложим склон понизу, чтобы беглецы не могли спуститься, и потом пехотой выдавим их к вершинам. Там, без укрытия деревьев, им не спрятаться. И собак пусть найдут, и следопытов тоже надо.

Эттис начал раздавать приказания, а Граций, вспомнив о странных словах женщины, решил, наконец, узнать, что она имела ввиду.

Увы — не узнал. Темнобожник, столь нагло стрелявший из винтовки Энжера, не все пули выпустил по броне танка. Одна нашла живую цель. Видимо женщину ранило в голову или грудь — все остальное было укрыто за башней. Упав, она не успела отползти к обочине — дракон, скользя назад, перемешал ее тело с глиной. Из грязи торчало только несколько лохмотьев и часть руки.

Жаль — теперь Граций никогда не узнает тайну ее слов.

Не страшно — главное, он почти настиг добычу. До нее рукой подать. И он не позволит им оторваться — в этих горах принц Аттор найдет свою смерть.

Советник подкинул в ладони изящную печатку. Улыбнулся. Теперь сомнений нет — спасибо этой странной женщине. Он точно знает, что эти беглецы именно те, кто ему нужен. Он вызовет подкрепления — обложит этот хребет тройной цепью со всех сторон. Немного подождать и миссия будет выполнена.

Граций еще ничего не знал о Шарке Датоне.

* * *

По правде сказать, о Шарке Даттоне до вчерашнего дня вообще мало кто слышал. Он был, мягко говоря, не знаменит. И шансов стать знаменитым у него было немного.

Шарк был ткачом. Его отец тоже был ткачом. И дед. И прадед. И прапрадед. Если бы кому-то пришло в голову составить генеалогическое дерево его семьи, то все оно состояло бы исключительно из ткачей. В семейном предании говорилось, что первый предок Шарка, выращенный богами в морской колыбели, еще до выхода на сушу научился делать ткань из водорослей. И хотя деревенский жрец считал это чепухой, граничащей с ересью, в глубине души он подозревал, что так все и было.

Ткацкое ремесло было неотделимо от жизни этих простых людей.

Шарка угораздило родиться в деревне, населенной ткачами. Здесь никто не сеял зерно — половина жителей сучила пряжу, вторая половина ткала сукно. Аналогичным делом занимались жители всех окрестных деревень, а чуть дальше начинались необъятные пастбища, освоенные овцеводами. Десятки тысяч людей веками занимались превращением грязной шерсти в качественную ткань. Это было выгодно всем: хватало и лордами и крестьянам.

А затем появился Энжер.

Бесспорно, как человек он велик — без него не стоило и надеяться на избавление от тирании Темной Династии. Остров, на котором проживал Шарк и его семейство, один из первых сбросил с себя оковы. Для крестьян это означало избавление от императорской десятины — этот налог исчез вместе с северным наместником. Но недолго радовались ткачи — на его смену пришла военная подать. А куда деваться — борьба с темнобожниками предстояла долгая и дорогостоящая, и оплачивать ее, само особой, приходилось простому люду.

Императорскую десятину сменили на восьмипроцентную военную подать. Итого: выгода для ткачей составила два процента.

Негусто, но хоть что-то.

Недолго им довелось радоваться скромному увеличению личных доходов. Король посчитал, что семейства лордов страдают от войны больше простолюдинов — офицеры ведь служили до глубокой старости, а рекруты не более пятнадцати лет. Для обеспечения офицерского состава ввели подушную подать, причем лордам, в чьих семьях имелись военнослужащие, дозволялось оставлять ее в семейной казне.

Ткачи затянули пояса потуже и стали вспоминать времена императорской десятины с некоторой долей симпатии.

Но это было лишь началом того, что привело семью Шарка и множество других семей к краху.

Появились машины.

Нет — не те боевые машины, что сокрушили военную мощь северных владык. И не испускающие пар котлы, колесящие по деревянным рельсам. Тогда, на заре того, что Энжер называл "Молниеносный прогресс" или "Промышленная революция" ничего подобного еще не было.

Первую машину в край ткачей привез молодой лорд Маррвел. Как и все юнцы, он с идиотским восторгам относился к новшествам иномирянина и стал первым вестником беды.

Машина работала от водяного колеса. Она не испускала клубы пара и вообще не выглядела угрожающе. Никто не понял, чем она угрожает, иначе ее бы разбили в щепки сразу — не дав собрать.

Машина сучила нитки.

Казалось бы, что тут такого — подумаешь, скрипучий механизм переплетает шерстинки. Ничего здесь сложного нет — бабский труд, доступный любой деревенской дуре. Решил молодой лорд с деревянными шестеренками побаловаться — пусть балуется.

Маррвел начал скупать шерсть, предлагая цену чуть большую, чем у семейств ткачей. При этом не нужно было днями торчать на ярмарке в ожидании покупателя — расплачивались сразу и честно.