Охота на президентов или Жизнь №8

— Про русских и не говорим, — вставил я.

— Не говорим, — подтвердил Кеша. — Какие ещё на хер русские! Кто их считает! Штатники на себя тоже не взяли. Навесили на хохлов… И те подписались…

Вот этого я не хотел понять и принять. Я вообще не понимал этой новой геополитики, от которой попахивало дерьмом, базарной экономикой и шкурой дохлого осла.

— Охерели, что ли?! Кеша ухмыльнулся.

— Как сказать, — задумчиво протянул он. И блаженная улыбка вернулась на его лицо. — Хохлам пообещали, что в альянс примут… потом, при случае. — Он снова вдруг насупился. Сгорбился. И совсем другим тоном сказал: — Да хрен с ними! Ломоть отрезанный… А вот кто мне мои башли вернёт?!

Я молчал. Башли были наживным делом. А вот двести с лишним душ уж точно никогда не вернутся в нашу палату № 8. И земля им не будет пухом, какая земля в этой сероводородной пучине, где все равны: и эллины, и иудеи! Господи, прими их астральные тела в обитель свою, накорми, согрей и упокой. А главное, не говори им правды… от такой правды можно загнуться и по второму разу. Со святыми их упокой. Аминь, чёрт нас подери!

А как ещё сказать. Я не знаю… Прости, Господи! Только всё думаю про ракету в шахте. Про Ли Освальда. Про сезон большой охоты… и немалой скорби. И про гарантов, гарантирующих себе полный ништяк.

Я сидел на лавочке возле своего дома. И читал маляву, которую с каким-то трясущимся странником мне передал из своих застенков узник совести Самсон Соломонов. Малява была грустная и поучительная. Я получал письма от читателей мешками. И не мог не то что ответить на все, но даже прочесть десятой доли… очень много писали из тюрем и лагерей. Все они были забиты доотка-за, полстраны сидело за проволокой. Строили новые лагеря. Не хватало. Я понимал демократов, ведь надо же им было где-то держать население Россиянии, надо было высвобождать города и села для мигрантов… Бедные сидельцы из рук в руки передавали мои книжки. Читали их взахлёб. И все как один заверяли, что после моих романов, особенно «Звёздной Мести», они разом уверовали в бога, в добро, в высшую справедливость и стали намного чище и духовней, хотя в моих книгах ничего такого не было. Самсон Соломонов жаловался, будто нынешние держат его в каменном подвале, подальше от любопытных глаз, потому что при демократии, как они говорят, политзаключенных не бывает. Странник трясся и кивал. Я и сам знал, что при демократии всегда найдут иную причину, чтобы упечь человека. Но чем я мог помочь этому узнику совести! Десятки тысяч бедолаг писали мне письма со всей Россиянии и её окрестностей с просьбами и требованиями тотчас разрешить все их проблемы, излечить, спасти, снять сглаз, отвести нечистую силу и происки властей, просветить, образумить и ответить на какие-то их немыслимо трудные мудрено-философические вопросы… бедные люди думали, что ежели я сам пишу мудреные книги, стало быть, я какой-то всезнающий гуру, который научит их всему. Но я не был гуру. И во всех своих книгах я сам только и делал, что задавал те же самые вопросы, на которые нет и никогда не будет никаких ответов.