Охота на привидений

Тем временем по улицам села шли еще два охотника-ненца. Вылки их фамилия. Село-то все русское из староверов, там всего три фамилии, да еще эти Вылки из ненцев. Ну, они были ненцы оседлые, уже обрусевшие, издавна в селе жили на ок­раине. В избах все, как русские. В колхозе работали.

Эти двое тоже с нами на медведя по­шли, и от общей массы отбились, когда по селу за зверем бегали. Все уже охоту бро­сили, а эти не могут — ненцы.

А ненцы охотники хорошие. Они зверя навскидку бьют и почти без промаха. Нам, русским, нужно к прикладу приложиться, прицелиться, а ненцы как будто чуют, от­куда зверь выскочит или птица вылетит. Как увидят, так сразу и стреляют — и почти наверняка.

И вот на этих двух Вылок мишка и выскочил. У них и было-то всего одно ружье с одним патроном. А мишка на них и вни­мания не обратил, мимо бежал по другой стороне улицы. Ну, будет в таком случае нормальный человек в медведя стрелять? Но у ненцев охотничья кровь. И тот из Вылок, что помоложе был, сразу медведю в бок единственным выстрелом и закатал. Мишке стало больно, он взревел, развер­нулся, да на обидчика — и подмял его под себя. А второй ненец, Александр Петро­вич, тот вообще был старенький, слабо­сильный, лет шестидесяти. У него и вовсе ружья не было. Сначала не знал, что и де­лать. Но видит, как медведь его родствен­ника ломает, жалко родственника. Думал, думал, вытащил из кармана перочинный ножик да и прыгнул на зверя сзади вер­хом. Старик и весом-то был, как куропатка, медведь его даже не почувствовал. А Алек­сандр Петрович стал ему, сидя верхом, но­жиком промеж ушей тыкать. Тыкал, ты­кал, медведю стало больно, он его скинул и убежал.

Старик своего помятого родственника поднял, и они поковыляли к колхозному правлению, а там мы как раз стоим, все еще охоту обсуждаем на площади. Ненцы подошли и встали рядом. Андрей Петро­вич в общий разговор вступает: «Мы, са­ма, говорит, шли, так медведь-то на нас выскочил». Ему в ответ все смеются. А Петрович продолжает: «Медведь, гово­рит, мимо бежал, а он в него из ружья выстрелил». Все знали, что у них был один патрон — опять смеются. Ну, никому в го­лову не приходит, что можно — с одним патроном — медведю в бок стрелять. По­смеялись и дальше болтают, о ненцах за­были уже. Тут этот молодой, которого медведь мял, голос подает: «Сама, вызы­вайте вертолет, медведь мне, сама, руку и ногу сломал». И тут же валится к нашим ногам без сознания.

— Дядя Паш, — перебила тут рассказ­чика его племянница, — а «сама» — это кто? «Самой» он кого называл?

— Сама — это вообще никто, — смеясь, ответил Пал Палыч. — Этим словом на се­вере Архангельской области местные це­лых два слова заменяют. Сама у них зна­чит «это самое» и когда они говорят, то в каждой фразе эту саму вставляют и к месту и не к месту, особенно под хмель­ком. Ладно, дальше.

Как помятый медведем ненец упал, тут уж все всполошились. Вертолет вызвали, Вылку в райцентр увезли, в больницу. Он там поправился.

— А медведь? — не утерпел Вовка.

— А медведя потом в речке нашли, что через село течет, его туша у берега лежа­ла. Мужики говорили, он речку переплы­вал, а там устье, река в море впадает, и вода в ней в этом месте уже соленая, пото­му и замерзает поздно — приливы, отли­вы. Вот, говорили мужики, вода медведю через дырку от пули в нутро попала, и там солью все сожгло. Вот он и помер.

Я то думаю, что просто пуля ему какой-то жизненно важный орган задела, — за­кончил свой рассказ полковник.

— А собачка куда делась? — спросила жалостливая Светка.

— Какая собачка? — удивился Пал Па-лыч.

— Которая за медведем бегала.

— Ах, эта. Отвязалась где-то, отстала и домой пошла. Что ей будет?

Светка перевела дух, успокоенная тем, что хоть это животное не пострадало.

Рассказом о медвежьей охоте закончил­ся еще один наш вечер в Ворожееве. Егор Дмитриевич ушел с Вовкой домой. А мы укладывались спать, каждый со своими мыслями. Я все прикидывал, как бы и на охоту на енота сходить, и в то же время в церковь забраться — поискать там вход в подземелье.

Глава IX

НОРА ЕНОТОВ И ПОДЗЕМЕЛЬЕ ПРИЗРАКА

Вообще-то я не охотник. Мне зве­рей убивать жалко. Вот рыбал­ка — это мое дело, хотя одно время я и рыбу ловить бросил. Как пред­ставлю себе, как ей больно крюком за губу, даже немного стыдно становится, и червяку небось тоже не сладко. Но потом как-то я с этим смирился и рыбачу по-прежнему, а вот на зверей и птиц не могу и не хочу охотиться, ближе они нам, на­верное, чем рыбы.

Теперь-то я уже знаю, что многие люди просто не понимают мучений животных, для них это скот, и все. Охотники тоже люди очень разные. Много хороших людей любили охотиться. А для некоторых это просто часть жизни или хлеб насущный. Кстати, такие охотники не станут для удо­вольствия убивать. По крайней мере я так думаю. Но есть, конечно, и другие…

Как бы то ни было, а я не охотник. Но в тот раз меня ужасно тянуло пойти на охо­ту вместе со всеми. Хотя я и боялся, что мне жалко будет енотов, если Пал Палыч с дядей Егором до них доберутся, но уви­деть диких зверей в лесу тоже очень хоте­лось.