- Меня твой сосед любезно впустил, он как раз заходил. Высокий такой блондин, британец вроде, - сообщает он нарочито небрежно.
- Не знаю такого, - бурчу я в ответ. - Тут две комнаты посуточно сдаются, люди постоянно меняются.
Закрываю шкаф. Кроме белья, взять в нем нечего. Боком протискиваюсь к единственному стулу, на котором свалена основная часть моего гардероба. В таком сраче ему и присесть некуда. Как же мне стыдно!
Вместо запланированных джинсов хватаю длинное трикотажное платье и разворачиваюсь в сторону ванной.
- Гуляла допоздна? - летит мне в спину.
Торможу и резко разворачиваюсь.
- Нет. До самого рассвета мучилась бессонницей.
Я говорю это, дерзко вздернув подбородок. Пытаюсь выглядеть уверенно, но внутри вся дрожу. Он ведет себя так странно, словно пришел выяснять со мной отношения. Вопросы задает дурацкие и смотрит необычно. Я не знаю, как реагировать. А ведь это мне не мешало бы задать ему пару вопросов. Например, почему он ошивается вокруг меня, если его невеста дома ждет?
- И кто же не давал тебе спать?
В этом вопросе нет ничего особенного, если не считать, что, задавая его, он буквально прожигает меня взглядом. Долго смотрит и проникновенно. Зачаровывает.
Я ведусь. Залипаю в глубине его взгляда, утопаю в мягкой зелени.
- Не кто, а что. Твое сообщение. То, которое не удалил, - произношу еле слышно, сглатывая сдавливающий горло спазм. Губы немеют, а тело начинает знакомо покалывать.
Его чары сработали: чувства обострились, голос пропал. Это не впервые со мной, когда он рядом. Так же было в день нашего знакомства, в беседке их семейного поместья.
- И? — короткий вопрос, пытливый взгляд и почти незаметный шаг навстречу.
Цепенею. Взгляд туманится, дыхание сбивается. Он - мой удав, я - его кролик. Он поглощает меня: заглатывает и удерживает. Только мне уже не так страшно, как в первый раз - научилась наслаждаться.
Еще шаг и еще один. Теперь нас разделяют сантиметры. Он отпускает мои глаза и переводит взгляд сна губы. Медленно тяну в себя воздух, пахнущий им. Вдыхаю. Вдыхаю без остановки, пока кислород в легких не воспламеняется, опаляя грудь и лицо адским жаром.
- Ты же согласна? — шепчет он, чуть наклонившись к уху, и, спустя долгих две секунды, уточняет:
— Моя?
Нужно ответить, а я не могу. Даже кивнуть не получается. Меня плавит. Кожа горит, тело под ней полыхает. Хочется прижаться и разделить с ним этот огонь, но от него такие мощные импульсы идут, что боюсь сгореть окончательно.
Его рука рядом с моей. Ощущаю эту близость через легкое покалывание в пальцах. Хватаю и крепко сжимаю его крупную ладонь. Это мое спасение, мой способ сказать «да». Ник сразу же захватывает мою в ответ, и я мгновенно чувствую опору.
Запрокинув голову, впиваюсь в его огромные зрачки и с полной ответственностью произношу единственное слово:
- Твоя.
Его губы трогает едва заметная улыбка, в зрачках мелькает радость. Он ничего не говорит, только коротко целует.
Я не против поцелуя, но его губы уже скользят к виску и нежно припечатывают уголок глаза. Он шумно тянет воздух из моих волос и выдыхает его обратно.
Я растворяюсь в этих прикосновениях, и, когда его вторая рука ложится между моих лопаток и слегка надавливает, с облегчением прижимаюсь к его груди. Мне хорошо, мне очень хорошо рядом с Никитой. И да, я буду его, несмотря ни на что. Даже если это ненадолго и только ради секса.
- Лучше надень сейчас свое платье и пойдем отсюда, - говорит он. - Если мы еще немного так постоим, то кофе придется отложить, а хорошо бы сначала обсудить кое-что.
Глава 29
Никита: до сих пор не могу прийти в себя
Все решения в своей жизни я принимал сам, начиная с четырнадцати лет. И если вдруг они оказывались ошибочными, это был лишь мой косяк или, как принято говорить, бесценный опыт.
Я самостоятельно выбрал универ и специальность, сам решил углубиться в программирование и потом, так же по собственной инициативе, сменил его на управление, потому что мой темперамент требовал большей активности.
Страны и города, в которых жил, я выбирал по своему усмотрению. Мне никто не диктовал, где и как отдыхать и какую машину покупать. Естественно, никто и никогда не выбирал за меня девушек.
Я и совета спрашивать не привык. Тупо не у кого было. С мамой мы общались редко, дед по ее линии, с которым я был близок в детстве, умер десять лет назад. А отец потерял всякий интерес к моему воспитанию с тех пор, как сплавил меня в Лондон.
Раз в месяц на мой счет падала определенная сумма, перед днем рождения и Новым годом она удваивалась. Он писал: «Пришли?». Я отвечал: «Есть. Спасибо».
Наше общение сводилось к двум смс-кам в месяц.
Отец поддерживал меня материально до двадцати трех. После я стал независимым и в этом смысле. Его не обижала моя автономность, мне казалось, он даже гордился тем, что его сын вырос самодостаточным. По крайней мере, в последних интервью он не забывал упомянуть о моем отдельном и успешном бизнесе.
Почему он вдруг так озаботился моей судьбой и решил, что лучше знает, кто подходит мне в жены — для меня загадка. И ведь это именно он познакомил меня с Юлей.