Охота на русалку

— Для кого он деньги собирал?

— Ну уж не для тебя! Себе на черный день копил. А когда он настал, уж и не почуял. Не сгодились. Имелось у него, подсобрал. Да что толку с их нынче? Одной минуты жизни не купил. Эх-х, глупый…

— Мне-то как теперь быть?

— Ожди вдовий год. Стерпи его по мужу. Так положено серед людей. А потом продашь эту квартиру, другую заимеешь. Семья появится. Бабой заживешь, в уважении, в чести. Но смотри не опозорься, не осрамись, держи траур, иначе не видать тебе хорошей доли. В сучках подзаборных сдохнешь…

— Бабуль, а куда Олег деньги дел?

— Целы они. Все в доме. Но не покажу их тебе, покуда год не прошел. Выдержишь траур — твои оне. Коль не сдержишься, свое потеряешь. Хоть и не любила ты его, а дань уважения покойному соблюди. И держи себя в руках, особо ту, что меж ног свербит! Хоть зашей аль свяжи, но живи без греха.

И словно растаяла в стене.

На следующий день Антонину вызвали в горотдел. Пожилой седой полковник выразил ей соболезнование от всех сотрудников. О причине смерти Олега сказал:

— Он не первый, кого мы потеряли в борьбе с криминалом. Погиб, как и прежние, на посту. Жаль человека, но пока мы не всесильны и не можем знать заранее, кто станет следующим, очередной жертвой преступников. Нас никто не защитит, потому что все надеются на ментов. И никто не верит и не знает, как трудно приходится нам самим! — Еле протиснулся меж столов и, подав бабе руку на прощание, подвел к двери, давая понять, что аудиенция закончена.

— А когда похороны? — спросила Антонина.

— Завтра. За вами подъедут, — открыл перед бабой дверь.

Тонька так и не поняла, зачем ее вызывали.

Нет, она не плакала, не строила из себя убитую горем вдову. Спокойно, молча выслушала. И с таким же каменным лицом вышла из горотдела.

С ней никто не здоровался, не остановил, не сказал ни единого слова в утешение. Тонька шла длинным серым коридором, а мимо торопливо сновали люди в серых мундирах, так похожие на тени.

Тоньку стало мутить от смрада. Нечем было дышать. Она заторопилась к выходу. Ей навстречу вошли сотрудники с траурными венками.

Бабе стало не по себе от мысли, что, может, средь них есть те, кто убил Олега. А вот теперь натянули на лица притворную скорбь, попробуй распознай в них убийц.

«Да и кто искать станет? Никому не нужна эта правда. Недаром Олег себя считал неудачником. В том оказался жестоко прав!» — подумала Антонина, выйдя из горотдела.

В этот день она позвонила Лельке и рассказала о случившемся. Нет, о своем сне, о том, что сказала бабка, не обмолвилась ни словом. Зачем, чтобы ее в который раз назвали дурой?

Антонине хотелось, чтобы хоть кто-нибудь понял и пожалел, посидел бы рядом молча. Как трудно оставаться одной в такое время. Но у Лельки запищал ребенок, и она, забыв обо всем, извинилась наспех и выключила телефон.

Тогда Антонина позвонила Евгению.

— Женька! Мне очень тяжело! Слышишь? У меня нет никого. Я живая несчастней мертвого! — сказала баба в трубку, не надеясь ни на что.

— Тонь! Ну чем помогу?

— Придумай! Ты самый умный из нас! Умоляю! Иначе свихнусь! Я никому не верю!

— Вот что! Кончай выть, тебе надо быть среди людей и срочно отвлечься. Иди в пивбар, помоги Юле, у нее сейчас самая запарка. Одной тоже тяжко, а помочь некому! Там что-нибудь придумаем. Я ей позвоню.

Антонина вошла в пивбар так, словно давно здесь работала. С Юлькой едва успела перекинуться парой слов, пошла убирать со столов.

— Эй, баба, не спеши, куда так шустро? Отдай мой стакан и тарелку. Дай бабу помянуть по-человечьи, — протянул руку к своему мужик с серым землистым лицом и, допив из стакана, принялся дожевывать гамбургер.

— А что с женой? Иль померла? — спросила Тоня.

— Не выдержала меня! Сбежала она на тот свет. Уж так спешила и просилась туда, окаянная, что про меня и не подумала. А как я теперь без ней остался? Во гадость! Никакой жали к мужику! Теперь отдыхает от всех. И от меня! Небось каждому жмуру жалуется на свою долю. А у кого она легкая теперь? Я тоже не из счастливцев. Все терпел! Знаешь, какая у меня была баба? Больше таких нет! Это я правду говорю! Сама не поест, а мне выпивку сообразит. Попробовала бы иначе! — Ухватился за стол, но не удержался, упал, через минуту храпел на весь бар, его оттащили к стене, чтоб другим не мешал, человек даже не проснулся.

Тоня протирала столы, мыла посуду, подметала полы.

— Эй, метелка, ты тут новенькая? Свежачка, что ль? Иди к нам, бухнем! Чего? Не хочешь? Брезгуешь нашей компанией? Ах некогда! — Хотели схватить бабу за руку, но та вырвалась, ушла за стойку.

— Эй, Гриша, успокойся, не лезь к человеку! Не то сопли шваброй вытру! — пригрозила Юлька.

Мужик кивнул, мигом забыл о Тоньке.

Баба за работой и впрямь забылась, перестала вспоминать Олега. До вечера вымоталась, устала. И только присела с Юлькой перевести дух, обе увидели лежавшего в углу мужика. Нет, это был не тот, что поминал жену. Человек лежал по-собачьи, свернувшись в клубок. Но даже у спящего у него дрожали руки.

— Забулдыга! Совсем себя потерял! — сморщилась Тонька.

— Не надо! Он не алкаш. С горя перебор случился, — глянула Юлька на человека.