Охота на рыжего дьявола. Роман с микробиологами

Мы так и замерли в ожидании. Акира опирался на длинный нож, словно это был меч. Он тоже замер. В ожидании чего? И так все было ясно. Деликатная Маргарет уловила эту нашу парализованность, наше ожидание. Она сама поспешила с ответом: «Так вот мы живем с моей Мишель. Там (она показала на закрытую дверь) наша спальня». Как раз в эту минуту из спальни вышла Мишель, переодетая в джинсовый костюм: узкие брюки с широким офицерским ремнем на увесистой пряжке, рубашка с накладными карманами. Она прикуривала сигарету, принимая одновременно из рук Маргарет стакан с Bloody Магу. Мы навалились на угощенье и разбрелись по углам гостиной с тарелками. Жареное мясо на ребрах было отменным. Я обглодал одну порцию и поднялся за другим куском, разыскивая среди пирующих Акиру, чтобы поднять тост за его искусство. Акиры в гостиной не было. Я пошел на кухню. Там стояли обнявшись Маргарет и Мишель. «Скоро будет кофе», — объявила Маргарет. А Мишель добавила: «Вы, конечно, как все русские, пьете водку straight?» Я кивнул. «Если надоест, скажите. Я приготовлю вам классическую Bloody Магу». «Еще бы!» — ответил я.

Акиры нигде не было. Ни среди наших однокашников, снова сгрудившихся вокруг стола. Ни на балконе. Ни в спальне, ни в других комнатах. Я вышел на улицу и сразу же наткнулся на обрубленные ветки, валявшиеся у подножья вишни.

Подавленный, стоял я под останками вишни. В стволик деревца был всажен кухонный нож, которым еще недавно Акира рассекал вдоль ребер коровью грудную клетку, вдохновенно распевая самурайские песни.

Я не заметил, как на крыльцо вышла Маргарет. В руках у нее была книга. «Где Акира? — спросила Маргарет. — Я приготовила для него в подарок томик японской поэзии, переведенной на английский язык. Послушайте, как хорошо»:

Лишь там, где опадает вишни цвет, —
Хоть и весна, но в воздухе летают
Пушинки снега…
Только этот снег
Не так легко, как настоящий, тает.

Она прочитала и повторила вопрос: «Где Акира?» И только тогда увидела обезображенную вишню и все поняла.

«Акира уехал внезапно. Ничего не сказал», — бормотал я какие-то незначительные слова. «Как жаль, как нелепо, как дико все получилось! — чуть не плача, сказала Маргарет. — Зачем он так поторопился!?.»

ГЛАВА 28 Светская жизнь (продолжение)

Крупный американский поэт Эдвин Хониг некогда преподавал в Браунском университете. Ко времени нашей эмиграции в США он был почетным профессором, вышедшим на пенсию. Эдвин Хониг тесно сошелся с нашей семьей. Часто засиживался вечерами за чашкой чая или стаканом вина в нашей уютной кухне, совсем по-московски. Он знал немного русский язык и вскоре взялся перевести несколько моих стихотворений вместе с Максимом. Мне кажется, что их содружество многому научило моего сына для будущей работы по составлению и переводу стихотворений для двухтомной антологии еврейско-русских писателей (An Anthology of Jewish — Russian Literature, 2007). Мои стихотворения «Монолог Лота к его жене», «Анна Ахматова в Комарово» и «Раннее утро в Москве» вошли в книгу «Стакан зеленого чая с Эдвином», вышедшую в свет в 1994 году к семидесятилетию Эдвина. Наши отношения прервались из-за дурацкого случая. В Браунский университет на выступление был приглашен по рекомендации Хонига английский поэт, который одновременно был еще и доктором медицины. Хониг познакомил нас, пригласил меня на обед в честь гостя после лекции/чтения. Стихи мне показались безумно скучными, описательными, напоминающими протоколы историй болезни. На обед я не пошел, позвонив на следующий день Хонигу и выразив свое недоумение, какие причины (явно нелитературные!) могли вынудить поэта его ранга пригласить этого малоталантливого стихотворца?