Охота на Санитара

В комнате площадью около пятнадцати квадратных метров было не повернуться. Между тяжеловесной старинной мебелью — платяной шкаф, комод без ящиков, этажерка с одной стороны, и диван, письменный стол и кресло с другой, — пролегал узкий проход от двери до подставки с цветочными горшками перед единственным окном. На кресле была свалена одежда, к углу стола прикручена ни маленькие тиски с зажатой металлической деталью, рядом с тисками, на газете, лежали напильники и молоток; еще одна газета была постелена на полу, очевидно, для сбора опилок. Тихо бормотал динамик, подсоединенный к старенькой автомагнитоле с линейной шкалой и отломанными ручками настройки.

На диване, выпрямив правую ногу, сидел широкоплечий мужчина лет тридцати пяти, в застиранной тельняшке и «тренировочных» штанах из синего трикотажа. В углу рта у мужчины была зажата сигарета без фильтра, левой рукой он держал консервную банку, используемую вместо пепельницы.

— Антон Иванович?

— А вы кто будете?

— Мы будем из милиции.

Волгин показал служебное удостоверение. Акулов обозначил движение к нагрудному карману, рассчитывая, что хозяин комнаты, как обычно бывает в таких ситуациях, удовлетворится одним документом и махнет рукой: «Верю, довольно формальностей!», но хозяин не удовлетворился, не махнул, напротив, продолжал ждать, нахмурив широкие черные брови, и пришлось доставать свою ксиву. Пуговица зацепилась за нитку, и клапан кармана не желал открываться, так что вынужденная пауза затянулась.

— Антон Иванович Шмелев, — подтвердил наконец жилец и, не предлагая операм сесть и не вставая с дивана сам, задал вполне традиционный вопрос: — Что-то случилось?

— У нас есть несколько вопросов.

— Ко мне?

— Именно. Нас интересует Заваров.

— Хм…— Шмелев хотел затянуться, обнаружил, что сигарета погасла, и неторопливо прикурил ее, чиркнув спичкой о ноготь указательного пальца.

— Хм… А что, собственно говоря, вы от меня хотите услышать? К той истории, за которую вы его посадили, я никакого отношения не имею. К сожалению, не имею. Потому что будь я там — эти обезьяны не отделались бы парой ссадин. Но меня там не было, а Артур теперь сидит. Чем же я могу теперь помочь… Артуру? Если честно, то помогать вам у меня нет ни малейшего желания.

— Сажали его не мы, — сказал Акулов, — и нашего мнения при его аресте не спрашивали.

— А если б спросили, то вы были бы против?

Чувствовалось, что переубедить Шмелева если и возможно, то крайне непросто и уж во всяком случае потратить на это придется гораздо больше времени, чем могли себе позволить Акулов и Волгин. Тем не менее. Андрей решил попытаться:

— Насколько нам известно, вы, Антон Иванович, самый близкий друг Артура. Возможно, единственный друг. Поэтому, скорее всего, он вам рассказывал не только о драке, но и том, как в августе мы с ним общались по этому поводу. Был разговор?

— Что-то такое припоминаю.

— Это именно мы с коллегой его тогда задержали и имели все основания и возможности для того, чтобы посадить. Имели, но не сделали. Вопрос: почему мы так поступили?

— Это вы у меня спрашиваете? Интересное кино получается! Мне-то откуда знать?

— Попробуйте догадаться.

— И пытаться не стану! Артур вам поверил — и чем все закончилось? Я ему тогда еще говорил: уезжай. Вали из города, вали как можно дальше. Если есть где обосноваться — сиди там и не высовывайся, работу, если руки и ноги целы, всегда себе сыщешь. В крайнем случае вернешься, когда здесь все успокоится. Отпустили! Откуда я знаю, почему отпустили? Выходной день у вас был тогда, воскресенье, кажется, — может, не смогли какую-нибудь бумажку важную подписать, начальника не нашли, или штампулька оказалась у секретарши заперта, вот и пришлось отпускать.

— Да какая, к чертям, штампулька, Антон Иванович?

— Понятия не имею. Я вашей кухни не знаю и знать не хочу. Вон, ящик посмотришь, — Шмелев кивнул на комод, где, как , показалось Волгину по отпечаткам на пыльной поверхности, еще не так давно стоял какой-то телевизор, — …и так все здорово, так славно получается! Особенно в киношках всяких, в сериалах. Не менты, а просто ангелы. Разве что пьют иногда. А по жизни?

— А по жизни они все разные.

— Ага, разные. Есть буйные, есть грязные…

— Я Высоцкого тоже люблю, но цитата из песни про психушку сейчас неуместна. Между прочим, я в армии служил и про наших прапоров много чего могу порассказать…

— Что?! — Шмелев привстал с дивана, закусив сигарету так, что она, изогнувшись, чуть не прижгла ему нос.

Акулов указал на одну из разнокалиберных фотографий, стоявших в рамочках на письменном столе:

— Можно поближе взглянуть? — Не дожидаясь ответа, взял снимок в руки, повертел, рассматривая под разными углами к свету. — В моей части они служили по хозяйственной линии и прославились только тем, что разворовали все хранилища.