Охота на слово

— Не хуже вашей, — парировал рабочий. — Признать, что фронт давно сдох. Или упорно делать вид, что это не так, укладывая новых Тимох в галицкую глину под песни союзников о дружбе, за английские и французские интересы…

Мякишев махнул рукой и устало потёр глаза.

— Простите. Наверное, я слишком устал. Сдача Эрзерума [15]плохо на меня подействовала. Идти в плен мне нравится не больше вашего. Но вы же сами не хотели стрелять в людей в чужой форме… а теперь уже поздно.

Савелий Игнатьевич с опаской взглянул на ружья в руках «синих». Молодые солдаты, совсем мальчишки, только лица уж очень серьёзные.

— Допустим, вы правы. — Рабочий повернулся к поручику. — Тогда скажите, как, по-вашему, эти французы с нами обойдутся? Как в Севастополе в Крымскую? Или как германцы в Галиции? Знаете, мне доводилось слышать про лагерь для русских пленных, Талерхоф… Говорят, там творится что-то жуткое.

— Я не знаю, — поручик честно пожал плечами. — Надеюсь, ничего страшного не случится. Через полгода будет Малоярославец, а потом — Березино. Армию Наполеона разобьют и нас обменяют на французских пленных. В крайнем случае, мы потеряем личные вещи. Что у нас в карманах ценного?

Поручик деловито ощупал на себе одежду.

— Так… Портсигар, сахар. Ещё какая-нибудь ерунда. С маузером они всё равно не разберутся. Стоит ли это того, чтобы рисковать жизнью? Ну так что? Идёмте?

— Да… наверное, вы правы.

Савелий Игнатьевич с тоской посмотрел на багровеющее небо, вздохнул и, согласно кивнув, зашагал вниз по улице. Французы, рассыпавшись неровной шеренгой, двинулись за ними.

Первые шаги давались с трудом, потом стало легче. Можно было не обращать внимания на острые штыки… И на странный язык, на котором разговаривали между собой чужаки. Впереди вызывающе маячили жёлтые штаны сержанта. Покачивались старинные ружья, позвякивали сабли о мостовую. Происходящее казалось каким-то ненастоящим. Игрушечным. Вроде бы это был плен. А вроде — и нет.

Потом улица сделала поворот, и Савелий Игнатьевич увидел впереди разбитый воз. Вокруг него лежали разбитые бутылки, но среди них были и целые. Солдаты, шумя, бросились рассовывать бутылки по карманам синих мундиров.

Двое солдат, откупорив бутылки, чокнулись ими и отпили прямо из горлышек.

К ужасу Савелия Игнатьевича, сержант не делал попыток им помешать, а, наоборот, улыбаясь, приглядывал за пленниками.

— Превратности войны, — Мякишеву стало неловко, и он отвёл глаза.

— Олежа, послушайте. А как же рукопись? — Савелий Игнатьевич встревоженно посмотрел на поручика. — Вы подумали, что будет со «Словом…»?

— Уверен, с ним ничего не случится, — отозвался Мякишев. — Французы — культурная нация. Русское дворянство недаром брало галльских гувернёров…

Они одновременно посмотрели на сумку на плече поручика.

Это не укрылось от предводителя французов. Чёрные глаза сержанта вспыхнули, как два фонаря.

—  О, келькёаржан бьяняшэ? Донэзиси, виф [16]! — с азартом крикнул он и рывком выхватил сумку из рук опешившего Мякишева.

Француз открыл застёжки и запустил туда жирную пятерню. Пальцы заелозили в чреве сумки. Потом лицо солдата пошло пятнами. Он перекинул груз спутнику и раздражённо выругался:

—  Мерд… Падаржан [17].

Молодой солдат, заглянув внутрь, вытащил рукопись. Он равнодушно оглядел её, пролистал грязным пальцем несколько страниц и с видом обиженного ребёнка пробормотал:

—  Левьёпапье… сервера пур аллюмэ монпип [18].

Солдат свернул рукопись и хотел опустить в карман мундира, но тут на его запястье легли напряжённые пальцы.

— Отдай, — негромко, но настойчиво потребовал Мякишев. — Сетану [19].

—  Куа?.. — растерялся солдат и, обернувшись, жалобно крикнул: — Месьелёсержант, лекаптиф резист! [20]

Ремень натянулся. Сумка повисла в воздухе, раскачиваясь то в одну, то в другую сторону. Солдат, покраснев как рак, с сопением тянул её на себя, поручик — в другую сторону. Послышался хруст рвущейся ткани, и оба рухнули на землю. Сумка осталась в руках у поручика.

Всё произошло за считаные секунды. Другие солдаты застыли, переглядываясь.

Французский сержант опомнился и хрипло завопил:

—  Лебрюлё!.. Озарм, франжян! Шаржэ, фюэ! [21]

Выхватив саблю, он ринулся на Мякишева.

Поручик еле успел схватить с земли кусок оглобли и встретить ею удар. Солдаты в синем, выстроившись в линию, поставили на землю ружья и стали сосредоточенно забивать в них пыжи.

Француз, сопя, кружил вокруг Мякишева. Тому едва удавалось отбивать рассечённой палкой удары. Металл звенел о дерево, дерево в ответ глухо трещало.

Савелий Игнатьевич скинул с себя балахон, расстегнул кобуру и ощутил в руке мертвящий холод рукояти. Он поводил пистолетом из стороны в сторону, не решаясь выстрелить в человека. Нелегко это сделать, как оказалось.

— Плите же! — крикнул ему поручик. — Да плите же, леший вас возьми! Проклятье…

Сабля молнией сверкнула рядом с шеей Мякишева.