Охота на сокола. Генрих VIII и Анна Болейн: брак, который перевернул устои, потряс Европу и изменил Англию

Прежде чем отправиться с Анной в летнюю поездку в Бристоль, Генрих решил расправиться с четырьмя самыми известными оппозиционерами, выступавшими против его разрыва с Римом: двумя приорами – картузианцем Джоном Хотоном и бригиттинцем Ричардом Рейнольдсом, а затем с Томасом Мором и Джоном Фишером. Он не сразу решился на это, понимая, что создаст им громкую репутацию мучеников за веру. Сначала он взялся за приоров, созвав в Вестминстер-холле специальный суд, который должен был «заслушать дело и установить» их вину в «чудовищных изменах». В состав судебной коллегии, кроме профессиональных судей, вошли Кромвель, герцог Норфолк, брат Анны Джордж и ее отец, а также другие знатные мужи, в результате придворных оказалось одиннадцать человек, а судей – десять. Когда жюри выразило несогласие с обвинением, разгневанный Кромвель ворвался в комнату присяжных и угрозами заставил их вынести обвинительный вердикт².

Обвинение Мору и Фишеру было предъявлено позже, после того как папа Павел III, назначив Фишера кардиналом, прислал ему красную кардинальскую шляпу. Новость об этом возмутила Генриха, и он приказал по прибытии шляпы в Кале наложить на нее эмбарго. Позже он громко смеялся своей шутке, обещая Анне преподать Фишеру урок: «Пусть папа, если ему угодно, присылает шляпу, а я позабочусь о том, чтобы, когда ее доставят, он [Фишер] носил шляпу на плечах, ибо надеть ее на голову он уже не сможет»³.

Фишер, осознавая свою духовную ответственность перед паствой, наотрез отказался принести присягу в знак согласия с Актом о супрематии и был признан виновным в государственной измене. С Мором ситуация обстояла иначе. Будучи мирянином, он был вправе действовать как частное лицо и, отказавшись произнести присягу, не мог считаться преступником согласно Акту о государственной измене. Подвергая этих людей судебным преследованиям, Генрих доставил немалое удовольствие Анне, которая разделяла его мнение о том, что любой, кто осмелится возразить, должен за это ответить. Когда в четверг 1 июля 1535 года Мор появился в переполненном Вестминстер-холле, он заметно побледнел, увидев на скамье присяжных людей, назначенных Кромвелем судить его. Среди них были сэр Томас Палмер, один из постоянных партнеров Генриха по игре в кости, сэр Томас Сперт, секретарь-контролер королевского флота, Джеффри Чембер, один из младших помощников Кромвеля, и, что более всего встревожило Мора, Джон Парнелл, крайне разговорчивый лютеранин, поставлявший вино Болейнам, который однажды, когда Мор был на посту лорд-канцлера, потребовал отстранить его от должности, поскольку Парнелл был недоволен вынесенным в его отношении судебным решением⁴.

Чтобы гарантированно добиться обвинительного приговора, заместитель прокурора и единственный свидетель обвинения, Ричард Рич, избирательно рассказал о том, что Мор говорил ему в Тауэре. Вернувшись после совещания, присяжные вынесли обвинительный приговор, однако прежде чем он был официально объявлен, Мор воспользовался процедурой под названием «ходатайство о приостановлении исполнения судебного решения», которая позволяла обвиняемому обратиться к суду для смягчения приговора. Нам известно, что именно сказал Мор, благодаря подробному отчету, составленному на французском языке секретарем недавно прибывшего посла Антуана де Кастельно. Это был Ланселот де Карль, чей непредвзятый взгляд позволяет сформировать представление о том, что происходило на процессе. Мор бросил вызов самому королю, открыто заявив о том, что считает Акт о супрематии недействительным, поскольку парламент не имел полномочий принимать его. Кроме того, он язвительно высказался о провалившихся попытках Джорджа Болейна убедить Франциска разорвать отношения с Римом⁵.

Это больно задело герцога Норфолка, который тоже участвовал в этих дипломатических миссиях и которого с Мором связывала давняя дружба. Он был уязвлен не столько заявлением Мора о том, что попытки Болейнов убедить Франциска разорвать отношения с Римом были весьма сомнительны, сколько колким намеком на то, что все знали о провале этих попыток и что Генрих был введен в заблуждение собственной супругой.

Как бы то ни было, смертный приговор был неизбежен. Оба приора, а также Фишер и Мор были казнены на Тауэрском холме, а их головы, надетые на шесты, были в назидание выставлены на Лондонском мосту. Чтобы заглушить последние молитвы монахов, которым пришлось испытать все ужасы казни через повешение, потрошение и четвертование, палач заткнул им рты отрубленными гениталиями. Томас и Джордж Болейн были среди придворных, которые пошли посмотреть на казнь⁶.