Охота на сокола. Генрих VIII и Анна Болейн: брак, который перевернул устои, потряс Европу и изменил Англию

Генрих, которому только что исполнилось тридцать четыре года, видя неудачи дипломатической политики, начал постепенно брать все под свой личный контроль. Он все меньше полагался на Уолси и все чаще принимал собственные решения, когда их мнения расходились⁵. Он становился все более настойчивым в своих требованиях. Диктуя пространные дипломатические депеши, он указывал, что именно следует говорить послам в той или иной предполагаемой ситуации. Один из первых примеров – инструкция на сорока страницах, составленная им лично для Тансталла, который должен был выведать планы Карла относительно судьбы Франциска. Тансталлу предписывалось сначала выяснить, собирается ли Карл и дальше держать короля Франции в плену или он намерен потребовать выкуп за его освобождение и вернуть ему трон. В первом случае Тансталл должен был выдвинуть четыре главных аргумента, касающиеся того, почему и как на Генриха должна быть возложена корона Франции, причем каждый аргумент подкреплялся множеством дополнительных пунктов. Во втором случае Тансталл должен был действовать по другому сценарию – отстаивать притязания Генриха на земли Нормандии, Аквитании, Бретани и Пикардии, особенно «упирая» на его права на Пикардию⁶.

Оценивая последствия победы в Павии, Генрих вновь ощутил шаткость своего положения. Это чувство было знакомо ему еще с детства и обострялось каждый раз, когда кто-то давал ему повод для подозрений. Он понимал, что, если не контролировать Карла, тот подчинит себе значительную часть Западной Европы. Когда Тансталл сообщил ему, что Карл действительно попросил освободить его от обязательств жениться на принцессе Марии, Генрих больше не сомневался. Зная о том, что казна пуста, а волнения в Саффолке и других восточных и центральных графствах грозят перерасти в войну, он после, пожалуй, самого короткого совещания с Уолси отвернулся от Карла и переключил внимание на Луизу Савойскую, которая в это время фактически управляла Францией в качестве регента своего сына. Его запрос на заключение перемирия получил немедленный отклик: Луизе было необходимо как можно скорее уладить конфликт. 7 июня 1525 года она поручает Джованни Джоаккино ди Пассано, цистерцианскому священнику из Генуи, служившему экономом при ее дворе, и канцлеру Алансона Жану Бринону тотчас же отправиться в Англию⁷.

Пока Анна продолжала страдать от запрета, наложенного кардиналом на их отношения с Перси, Томас Уайетт решил рискнуть и завязать с ней более близкое знакомство. Его внук Джордж Уайетт так описывает их первую встречу:

Рыцарь, перед чьим взором внезапно предстала такая красавица, был очарован и даже поражен увиденным; она приковала к себе его слух остроумной и изящной речью, и ему показалось, что его сердце сказало: «Я готово с радостью поддаться и связать себя навеки узами любви к ней». Есть основания полагать, что об этих чувствах он писал и в своих стихах⁸.

Уайетт вскользь упоминает об их отношениях в сонете «Ах, если б пробудившая любовь была ко мне небезразлична» (If waker care), автобиографическое содержание которого можно легко угадать по тому, что он называет свою возлюбленную «брюнеткой». Мы находим подтверждение, читая строки рукописного оригинала:

Хотите знать, кто, без сомнения, меня пленил в былые времена?
Та самая, из-за кого когда-то пришла в смятенье вся страна,
Чье место простодушной Филлис отныне в моем сердце занимать,
Брюнетка там была. Сейчас другая. Но прежний образ возвращает вспять⁹

.

Брюнетка, судя по всему,– та женщина, которую Уайетт пытался забыть, или та, что когда-то отвергла его. В более поздних редакциях он предусмотрительно заменил строку «та самая, из-за кого когда-то пришла в смятенье вся страна» на «брюнетка, что смутила мой покой». Поскольку Анна – единственная брюнетка, которую можно было обвинить в том, что она привела «в смятенье всю страну», неудивительно, что Уайетт скрывает ее настоящее имя. Известно, что в своей жизни Уайетт любил двух женщин: одна из них – та самая брюнетка, имя которой легко угадать, другая – Элизабет Даррелл, молодая фрейлина, а впоследствии придворная дама Екатерины, которая станет его любовницей и матерью его сына и которую, возможно, в своем сонете он называет Филлис¹⁰.

Уайетт, развивая тему известного сонета Петрарки, продолжает говорить о своих чувствах в сонете «Жаждущему преследовать» (Whoso list to hunt):