Охота на сурков

— Усталость, это меня не касается. И как понимать: проскочил?

— Спустился на лыжах от Санкт-Галленкпрха на Монтафоне. И хотя я лыжник сносный, удовольствия мне это не доставило. Ибо за мной гнался эсэсовский патруль с карабинами. За мной гналась смерть, если желаете занести это в протокол.

— Зачем? Меня это не касается. — Мавень записывал, бормоча себе что-то под нос, и его корневищеобразные, узловатые пальцы дрожали, да, все еще дрожали мелкой дрожью от затухающей ярости. — «Создается впечатление, что характеру задержанного свойственно драматизировать события сверх всякой меры». Пуф-фю, вы, стало быть, сбежали по политическим мотивам и рассчитываете, что вас признают политическим эмигрантом?

— Это мое право.

— Сбежали. — Тут Мавень начал перелистывать живее. — Сбегают и растратчики. — Узловатые пальцы аккуратно расправили машинописный лист. — Не совершили ли вы, незадолго до вашего… э… бегства из Вены, растрату?

— Простите, что?

— Не считаю нужным скрывать от вас факты обвинения, — казалось, глыба несколько оживилась, — Прокуратура Вены, основываясь на расследованиях уголовной полиции, ходатайствует о вашей выдаче, пффю, обвиняя вас в присвоении партийных средств, доверенных вам нелегальным руководством районного отделения Социал-демократической партий Австрии.

Я покосился на листок за барьером. В ярком свете я своим дальнозорким глазом тотчас разобрал подпись, стоящую под официальной бумагой. То самое начальное «L», хвостик которого залихватски взлетал вверх над последней буквой.

— Клеветнический донос подписан моим злейшим врагом. Гейнцвернером Лаймгрубером, сотрудником государственной тайной полиции, Вена, Первый район.

Мавень переворачивал страницу за страницей — слишком уж быстро.

— Бумаги мы получили из венской уголовной полиции. А вовсе не из гестапо.

— Ловкий маневр.

— В этом я разбираться не собираюсь. На какие средства существуете вы в нашей стране?

— Пишу. Точнее говоря, я в течение многих лет писал для разных швейцарских газет. Как венский корреспондент и как новеллист. Но гонорары просил переводить не мне, а на имя… господина Генрика Куята, Луциенбург, Домлешг. На случай необходимости. Вот такой и настал.

Открытие, казалось, несколько разочаровало комиссара и даже озадачило.

— Это показание будет проверено. — Оп что-то записал. — С момента перехода на территорию Швейцарской Конфедерации вам запрещено писать. — Он полистал. — И стрелять.

— Простите, что?

— У вас имеется огнестрельное оружие?

— Нет.

— Вы обучены обращению с огнестрельным оружием?

— Думаю, что неплохо. Но на мой взгляд, есть люди, обученные этому куда лучше, чем я. В ваших документах разве не указано, что я был ранен? Поскольку вы запретили мне задавать вопросы, считайте это ответом.

— Ранен? — Узловатые пальцы перевернули еще страничку-другую. — А где?

— Между Брэилой и Констанцей.

— Это меня не касается. Отвечайте точно на вопрос.

— Так уж точно я ответить не смогу, я ведь летел на высоте более двух тысяч метров над Черным морем, подо мной простирался толстый слой облаков…

— Да где у вас рана?

В ту же минуту, бросив на меня взгляд, он обнаружил мой шрам-выбоину. Видимо, неожиданное открытие для этого криминалиста.

Внезапно он захлопнул папку.

— Очень, очень странно, однако, что вы каждый раз оказываетесь там, где в последнее время происходят несчастные случаи со смертельным исходом или что-нибудь подобное. Адвокат де Колана въехал ночью в пьяном виде в Кампферское озеро и…

Простите, я сомневаюсь, что он втот вечер был пьян, сомневаюсь, что это был несчастный случай. Прошу вас, выслушайте меня.Отчего же я не сказал этого, здесь, сейчас?..

— …именно вы, — продолжал он, — едете той же дорогой и обнаруживаете свет в озере.

— Я был в обществе господина тен Бройки.

— Нам сие известно. Три дня спустя, вчера, около полуночи, владелец типографии Цуан кончает жизнь самоубийством, именно вы являетесь свидетелем происшествия.

— Я был в обществе господина Кадуф-Боннара.

— Нам сие известно. Но у нас есть сведения, что вы были последним, с кем Царли Цуан раз-го-ва-ри-вал.

— Мы обменялись с ним двумя-тремя словами, когда он вышел из кафе «Д’Альбана»…

— О чем?

— Он попросил, чтобы я помог ему взвалить рюкзак на сйину.

— А почему это Цуану понадобилась ваша помощь?

— Во-первых, он не очень твердо держался на ногах. Во-вторых, рюкзак был достаточно тяжелый.

— Достаточно тяжелый. Хотелось бы знать подробнее.

— А это вас касается? — спросил я.

На что Мавень бросил:

— Не было ли у вас в этом случае случая распознать содержимое рюкзака?

— Нет. На ощупь там было что-то бугристое и твердое. Я подумал о спрессованной макулатуре. Или книгах. По ассоциации, поскольку мне известна профессия господина Цуана. Он и вправду спросил, не нужна ли мне макулатура. Чуть позже, когда господин Цуан у меня на глазах пошел ко дну как топор… на колесах…

— Пф-хью, рюкзак на колесах!