Если незнакомец обернется и если дверь телефонной будки не совсем закроет меня, он все равно навряд ли меня узнает.
Нет, это не был Крайнер, «говорящий» брат Белобрысый.
Ситуация создалась в высшей степени невероятная, поразительная, но зато она перестала быть неправдоподобно странной.
Сквозь беспорядочный шум голосов в зале я уловил щебет телефонистки:
— Вена, десять минут.
Незнакомец подошел к окошечку, слегка повернулся, и я увидел его прыщавый профиль.
Это был не Крайнер, а Георг Мостни.
Немой Шорш.
Тот самый, что издал нечленораздельный крик, какой издают только немые, издал его вчера, когда я напал на него в лесу Менчаса. А я-то принял его за безобидного немого, полукретина, которому угрожает «смерть из милости», решил, что сердобольный родственник вывез беднягу из вновь созданного Великогерманского рейха.
Вот тебе и немой!
6
Последующее — на сей раз оно продолжалось много часов и разыгрывалось в виде отдельных эпизодов — можно изобразить стенографически, тем же манером, что я вел свои военные дневники.
Стаккато… Мостни покинул зал почтамта, Крайнер не появился. Я взял письмо Орля Тессегье с почтовым штемпелем Марибора, видимо, оно было написано в спешке авторучкой.
Воспроизвожу текст без сокращений.