Охота на сурков

В Граубюнденском зале за бокалом доброго вина и нескончаемой карточной игрой собралась местная знать. Господин Думенг Мавень, полицейский комиссар, великан с зачатками зоба и отливающей серебром челкой, возвышался над всеми. Владелец типографии Цуан с холеной черной бородой мог служить рекламой средства для ращения волос начала века. Полицейский капрал Дефила (Анетта шепнула нам мимоходом имена и профессии всей компании), крепко сбитый, с детски краснощеким лицом, оранжевыми петлицами на воротнике синей формы. Четвертым партнером под люстрой из сплетенных рогов сидел доктор Тардюзер, он едва кивнул своей пациентке Ксане (и ее лежебоке мужу), вернее, едва блеснул в ее сторону стеклами пенсне, на удивление темпераментно, с неистовым азартом играя в карты.

— Ясс вчетвером, savez[26]? — пояснила нам Анетта, жонглируя на ходу графином и коробкой сигар, которые несла в зал.

— Не играешь, так пикнуть не смей, — рявкал время от времени Тардюзер на молчаливых болельщиков, щеголяя литературным немецким произношением (остальные говорили на местном немецком, в какой-то мере мне доступном).

Выигрывая партию вместе со своим партнером — в противоположность ему скорее апатичным, — господином Царли Цуаном (тем, что с роскошной бородой), он, пока Цуан записывал мелком результат на маленькой доске, выхватывал из кармана свой камертон и во всю глотку горланил:

— Си-жу-у в глу-у-убо-оо-кой яме — яааа…

К болельщикам принадлежал Фиц; но порой казалось, что он отрешился от всего и вся; молчаливо-вертлявый человечек, даже за столом сидевший в парусиновой кепочке с огромным козырьком. Анетта, когда мы заглянули как-то раз в ресторанчик, рассказала нам следующее: много лет назад мистер Фицэллан, ирландец по происхождению, был одним из личных жокеев английского короля Георга V; выиграл не одни зимние скачки на льду Морицкого озера; и остался здесь, в горах, привязанный, так сказать, к своему увядающему лавровому венку; открыл спортивное заведение, желающих обучал зимой буксировке на лыжах и керлингу[27]; никогда не играл в карты; всегда только «болел», раскачиваясь верхом на стуле.

Сейчас Фиц, соскочив со стула, точно с лошади, и выпрямившись во весь рост — около 155 сантиметров — затопал на кривых ножках через зал и вышел из бара через дверь-вертушку (не обращая на нас никакого внимания). Сегодня Анетта рассказала нам с Ксаной, пока та рылась в кипе журналов и газет со всего света: Фиц одержим какой-то манией, он подходит к ожидающим своих хозяев лошадям и по четверть часа что-то им втолковывает. Посетители, говорящие по-английски, утверждают, что речи эти состоят из длинного ряда непристойных ругательств. Верховые кони, ломовые лошади, мулы — ему все равно: встретив их, Фиц с каким-то жутковатым упорством честит их тихонько и осыпает проклятиями. Всем известный от Цуоца до Малойи чудак. Впрочем, не единственный в их краю: приходилось вам встречать Деколану?

— Деколану?

Ксана, подняв на мгновение глаза от журналов:

— Фамилия звучит как цирковой псевдоним.

Анетта, видимо, передала ее замечание в Граубюнденский зал, там раздался взрыв хохота; и доктор Тардюзер подошел к нашему столику.

— Ци-рррк! Тут вы, сударыня красавица, сами того не желая, попали, если позволено мне будет так выразиться, в точку, А как поживает наша скоротечная чахотка? Мы ее как следует вылечили?

Ксана улыбнулась ему.

— А наш сенно-лихорррадочный пациент? Соблаговолили мы избавиться от астмы? Мы уже не валяемся до обеда на пуховиках? Встаем бодренько ранним утром? Или нас надо за ручку поднимать?

— За автоматическую, хотите вы сказать, — буркнул я.

Его пенсне строго блеснуло: словно бы Тардюзер не понял шутки (а тут и понимать нечего). И внезапно сухо, по-деловому сказал:

— Зайдите на днях ко мне в приемные часы, мадам, вас следует выслушать.

С этими словами врач вернулся к игрокам, но реплика «Цирк Деколаны», видимо, испортила им настроение.

— Ох, этот бедняга грушеголовый, — заметил полицейский Дефила каким-то странным тоном, словно бы жалостливым, поднялся, взял со стула белые перчатки с отворотами и, тяжело ступая, вышел на улицу.

— Да, грушеголовый, — подтвердил Тардюзер, — что верно, то верно. В форме черепа этого человека заметны черты вырождения. Этакий вырождающийся патриций. Не удивительно, ведь их род, да, все их семейство с тысяча сотого года сидит в долинах Берджель и Домлешг. Зарррегистрировано в исторических документах.

Пеликан (комиссар) Мавенъ попыхивал своей длинной тонкой сигарой: э, что там, прежде Деколана был неплохим защитником, да, неплохим был адвокатом. Но в последнее время «о-со-ба-чил-ся».

Взрыв хриплого хохота, к которому прекраснобородый владелец типографии Цуан не присоединился.

— Настоящим дрессировщиком стал! — добавил Тардюзер.

Взрыв хохота.

Хозяева отеля усердно ухаживали за гостями.

— Разрешите спросить, синьор Пьяцагалли. А кто, собственно, этот господин Деколана? — заинтересовался я.

— L’avvocato Гав-Гав?[28] Да, кто же этот dottore[29] Деколана? — поднял Пьяцагалли глаза, обращаясь к жене.