Охота на сурков

— Английский завтрак, — объяснил ему второй.

— Неплохо звучит.

Таким образом, я позавтракал вместе с моими преследователями, после чего они повезли меня через совершенно безлюдный в этот ранний час центр, к тюрьме «Лизль», огромному кирпичному зданию, — построено в MDCCCLIX, — которое в несколько зловеще-ходульном стиле «повторяло» созданное в эпоху раннего Возрождения палаццо герцогов д’Эсте в Ферраре. В восемь ноль-ноль меня новели на первый допрос к отменному полицейскому служаке, любителю пошутить с арестантами.

— Вот это да! Кого мы видим? Поразительно-подозрительного Треблу собственной персоной. Слышали ли вы анекдот о том, как у графа Бобби проверяли документы?

— С кехм имею честь?

— Обер-полицайрат доктор Пфлегер.

— Ага, — сказал я.

— Откуда вы меня знаете?

— Мне рассказывали о вас общие знакомые.

— Что-нибудь милое?

— Очаровательное.

— Тут можно только воскликнуть: черт возьми! Вы тоже личность известная. К сожалению, должен отметить, что мне о вас докладывали мало очаровательного, я имею в виду вашу деятельность, господин обер-лейтенант… У пас здесь принято называть участников мировой войны по их воинским званиям. Когда я гляжу на вас, в сущности еще молодого человека из такой старой благородной фамилии, которая занесена в скрижали истории… — Служака принялся листать мое дело. — Ваш отец скончался в конце двадцать девятого? Дня два спустя скончалась и ваша матушка. Да?

— Эпидемия гриппа.

— Позвольте спросить, за кого голосовал его превосходительство, ваш батюшка?

— Вы будете смеяться, господин обер-полицайрат, но он голосовал за социал-демократов.

— Вы хотите сказать, за христианских социалистов?

— Да нет же, просто за социалистов.

— Как это? Не могу поверить, что он заразился мировоззрением сына.

— Все обстояло гораздо проще. Охрана прав съемщиков жилых помещений.

— Не понимаю.

— Свое отнюдь не крупное состояние отец потерял во время инфляции. Ему осталась одна лишь пенсия, которую он проедал в городе пенсионеров Граце. Мои родители снимали первый этаж виллы около Паулюстора. Так вот, оттуда их никак не могли выставить. Ни выставить, ни повысить им квартплату. А все потому, что социал-демократы провели закон об охране прав съемщиков жилых помещений.

— Звучит почти убедительно. И все же, когда представляешь себе, как жил императорско-королевский фельдмаршал-лейтенант в отставке, не скажешь ничего, кроме «черт возьми!». Разве к этому времени у вас не было родового поместья? А как же Штаммбург в Южной Моравии?.. Почему вы усмехнулись, господин обер-лейтенант?

— Да потому что Штаммбург уплыл уже во время Тридцатилетней войны.

— Ого! Тогда и впрямь надо сказать: черт возьми!

— Это никому не возбраняется.

— Что? Я вас не понял…

— И впрямь сказать: черт возьми!

— Да вы фрукт! Но неужели вы до сих пор не поняли, что ваши нелегальные махинации, направленные против австрийского государства, играют на руку «коричневым»? Что вы помогаете подготовить распродажу Австрии?

— Ее подготавливают совсем в других местах.

— Вы хотите сказать в Берлине?

— Об этом я даже не поминаю. В государственных канцеляриях Рима, Парижа и Лондона.

Полицейский захлопнул папку с бумагами, ударил по ней ладонью.

— Вам как инвалиду войны с тяжелыми увечьями положены некоторые льготы. Но, разумеется, мы не станем сажать к вам в камеру… как вы себя именуете?.. революционных социалистов. Это значило бы способствовать подрывным беседам. Коммуниста мы вам тоже не подсадим. Он испортит вас окончательно.

— Бога ради! — сказал я шутливым тоном.

— Вам бы следовало стать клоуном, как ваш…

— Этой темы прошу не касаться, — резко оборвал я своего тюремщика.

— Пре-красно. — Обер-полицайрат доктор Пфлегер закончил разговор почти сердечно.

Моим сокамерником стал нацист (89-го эсэсовского полка), за много недель мы не обменялись ни словом. Лето было долгое и жаркое, и как-то раз один из моих стражей, Седлачек, пробрал меня за то, что я вымылся с ног до головы (с мылом).

— Господин обер-лейтенант, вы что — шлюха?

После этого инцидента я направил майору Козиану, начальнику тюрьмы «Лизль», письменное заявление: