Учения закончились двумя показами: сначала «тушение с помощью взрыва». На полосу огня из вертолета спустили длинную пластмассовую трубу, начиненную взрывчатым веществом, которая через несколько минут взорвалась и погасила огонь. (Правда, очевидный риск вторичных пожаров, поскольку при взрыве во все стороны летят пучки искр). Труба идентична той, что используется в армии для создания безопасного коридора через минное поле. Второй показ: из вертолета выбросили длинный трос, сплетенный из тонких пластиковых шлангов, заполненных желеобразным бензином. В пластмассу впаяны медные провода, разогревающиеся с помощью электричества. Образовалась трескучая «огненная стена» длиной в 100 м, преодолеть которую без спецоборудования невозможно, — в народе ее прозвали «бенгальским огнем», используется для «взятия в кольцо» небольших вражеских соединений на труднопроходимой местности.
«Торжество презренного металла». Кред. банк — 3153. Сбербанк — 6800. Почт. банк — 629,91. Наличные — около 400. Переведено 1800 на счет М.
Еще несколько случаев обструкции в южном секторе. Не менее трех усадеб в Эя выпустили своих свиней в лес. Пока никаких мер предпринять нельзя. Б.-А. считает, что проблем не будет, домашние свиньи не привыкли жить на свободе, голод выгонит их из леса. Пока организовал лишь полицейское наблюдение за усадьбами, чтобы воспрепятствовать хозяевам подкармливать животных. Горд предложил облаву, но в наст. вр. вряд ли это разумно. Договорились оставить все как есть до завершения конгресса в Гетеборге. Оценить риск распространения обструкции весьма трудно. Несмотря ни на что, лучшее оружие — мягкость. Получено согласие на перевод готландского офиса из Висбю в Бёршвик. Установка в Руме демонтируются во вторник и перебрасывается в Хемсе. Русен обещал, что она вступит в строй через 36 часов после демонтажа.
По дороге на юг сделал остановку в Вестергарне. Не удержался и завернул в Эскельхем. Нашел дом. Не слишком изменился с 1948 г. Сеновал напротив явно переделан в летнее жилье. Впечатление тишины и заброшенности. Во дворе ржавая борона. Трава перед крыльцом высотой в метр. В окнах вата и дохлые мухи. Висят занавески, значит, дом все-таки обитаем. Пастора и старухи, очевидно, уже нет в живых. Прожил здесь с Мариэттой четыре недели в 1948 г. В то время на Готланде было множество эстонцев, наверное, ландшафт похож на прибалтийский. Велосипедные поездки к морю были довольно нудными. Пастор получил усадьбу в наследство (в подарок?) от старухи, которая продолжала там жить, но в тур. сезон ей было велено не попадаться на глаза. Пастора освободили от должности, и позднее он стал священником гос. церкви. Не исключено, старуха подарила ему свою усадьбу именно потому, что он был пастором свободной церкви. Как же в таком случае она восприняла его переход в государственную? Старуха была неразговорчива, ходила в толстых черных чулках и кормила кур. Пастор-священник более общителен, угощал сигаретами. Мариэтта была настроена исключительно враждебно, поэтому так и не смогла как следует его узнать. Может, он был вовсе не таким уж чудовищем и обвиняли его облыжно. Странное лето. Многие годы старался «забыть» его. Теперь захотелось освежить память. Как ни смешно, но вспомнил лишь, что в то лето сенная лихорадка сделала меня чуть ли не инвалидом. Как-то ночью со мной случился приступ астмы, единственный раз в жизни. Каждое утро отправлялся на велосипеде за 9 км в Клинтехамн за свежими французскими булочками — Мариэтта их обожала. Не могу припомнить ее лица. Попытался восстановить кусочек за кусочком, но цельного портрета не вышло.
Проехал Сток-м, не повидав семьи. Проторчал час на Бромме, сжевал черствый бутерброд с ростбифом. Горд, как всегда, в последнюю минуту, весь полет проспал. А я рассчитывал без помех полтора часа поговорить с ним.
Открытие конгресса к нашему прибытию уже завершилось. Успели к ленчу получить карточки участников и программу. Горд за столом министра. Я разговорился с двумя датскими ветеринарами, знакомыми с морозильной установкой в Руме. Слишком низкая производительность для огромных потребностей Дании.