Спустя три месяца Чащин обмывал с друзьями долгожданные майорские звёздочки в кафе «Вик-тория». Панков вскоре позвал новоиспечённого майора подышать на свежем воздухе. Снег уже стаял. Всё вокруг дышало весной. Олег глубоко затянувшись сигаретой, подмигнул товарищу.
Юрий Николаевич, а ты в курсе чем закончилась заварушка в институте?
Я руководил пенной атакой сверху, а вниз меня так и не пустили.
Ну, а я прибыл туда когда в лифт грузили специального робота доставленного из столицы. По силе они кстати были равны. Но пена помогла. Она дезориентировала бунтаря и робот-спасатель застал его врасплох. Но даже после этого они так потоптались там, что восстанавливать больше нечего было.
Панков затушил сигарету.
– НИЧа перевезли потом в головной институт, до-вели до кондиции и по слухам он уже работает в программе по освоению Луны. Миделя отстранили от работы за использование тела, пусть и бывшего наркомана без разрешения соответствующих структур. Подземный секретный филиал прикрыли, а на его месте планируют разместить гаражи. У тебя нет гаража? Имеешь полное право на место в нём!
И офицеры зябко поёживаясь вернулись в гулкое наполненное музыкой кафе.
Алчность
Вечерний поезд лишь на три минуты притормозил у перрона родного городка и вскоре мигнул мне своими прощальными огнями. Этот поезд увозил с собой последнее, что меня связывало с воспоминаниями о недавней армейской жизни. Всё, поиграл в кошки-мышки с боевиками на Кавказе, схлопотал ранение в руку и хватит с меня.
Закинув дорожную сумку за плечи, я шёл знакомыми улочками и широко, во весь рот улыбался редким прохожим, попадавшимся навстречу. Некоторые из них, особенно женщины, улыбались в ответ, чувствуя – это возвращается в своё родное гнёздышко солдат. Уточняю – бывший солдат! Маме о своём ранении и приезде сообщать не стал. Чего зря её пугать. Да и не выношу слёз, мокрых поцелуев и прочих сюсю-мусю. Сюрприз так сюрприз!
Я чуть ли не бегом домчался до своей двухподъездной девятиэтажки. Проходя мимо соседнего входа в здание, я насторожился. Моих ушей коснулись стран-ные звуки. Словно по мешку с костями били колотуш-кой, а этот мешок ещё и глухо вскрикивал и причитал. В годы моей нежной юности тоже бывало, что и дрались, и ради спортивного интереса шапки с голов честных жителей нашего славного городка срывали. Правда, лично я шапки, подурачась над ошеломлёнными людьми, кидал обратно. Но знал и таких, кто этим промышлял профессионально. На всякий случай я замедлил шаги. Вижу, из неосвещённого подъезда двое парней одетых в чёрные кожаные куртки, волокут слабо трепыхающееся тело, а третий, бритоголовый качок увидев, что я остановился и смотрю в их сторону, крикнул с явной угрозой в голосе:
– Ты чё вылупился, служба? Вали отсюда!
Мне грубость никогда не нравилась. Ни в школе, когда учительница, схватив за ухо, возила меня носом по доске, доходчиво объясняя решение задачки. Ни в ВДВ, когда оборзевший сержант старший меня всего на год-два, корчил из себя генерала. Один из юнцов снова пару раз ударил пытающегося вырваться из его рук человека. Я не мог разглядеть кого они метелили, так как было уже темновато, да и парни загораживали обзор.
Мальчики, что же вы так, трое на одного?
Слушай, ты, урод, если не испаришься через секунду, то будем делать из тебя девочку.
Парни утробно заржали, оценив шутку бритоголового на все пять.
– Значит, я ошибся, назвав вас мальчиками. Ладно, гомики, секунда прошла, пора приниматься за работу.
Бритоголовый изумлённо переглянулся со своими подельниками, на всякий случай заставил сложиться пополам жертву ударом левой, и затем все трое молча, кинулись на меня. Ребятки, несмотря на свою испорченную юность, были крепкими и накачанными. Но они по своей молодости ещё наверняка нигде не служили, тем более в десантуре. Не мотали километ-ры маршбросков с полной выкладкой в любое время дня и года, не тягали тонны железа в спортзале и не рубились до крови и синяков в рукопашном бою це-лых пять лет жизни, которой всё это время жил я.
Когда последний, самый неугомонный наглец соизволил прилечь рядом с двумя остальными, я подошёл к их жертве, с трудом распрямляющейся на непослушных ногах. Его лицо находилось в тени, но было видно, как улыбка выбелила зубы от уха до уха..
– Таран, это ты?!
Странно, но его голос не показался мне знакомым. Меня до армии пацаны действительно звали Тараном. Во-первых, я человек сам по себе упрямый, таранного типа, во-вторых, у меня и фамилия соответствующая – Таранов. А этот парень, видимо, живёт в соседнем подъезде, мало ли, может, и пересекались где с ним. Но повернув парня лицом к уличному фонарю, я с трудом, но узнал его. Это был Игорь Вайтенберг. Мы с ним вместе заканчивали одну школу, правда, учились в параллельных классах. Игорь опасливо покосился на поверженных отморозков.
– Ты на эту шушеру внимания не обращай, они ещё минут несколько полежат здесь, отдохнут, а там, флаг им в руки. Пошли, мой школьный сотоварищ!