Охота на тигра. Танки на мосту!

Витцель должен был признаться себе, что он действительно не обратил особого внимания на такую мелочь. Дверь была закрыта изнутри и ключ торчал в скважине замка — это он помнил хорошо. Нижний шпингалет прикрывающей створки окна находился в гнезде, а верхний... Да, верхний не был закрыт. Все-таки он наблюдателен, этот Нестеренко.

— Значит, вы полагаете, что кто-то, вылезший из комнаты через окно и затем закрывший раму снаружи, сумел каким-то хитроумным способом опустить нижний шпингалет в гнездо? — недоверчиво покосился на переводчика комендант. — Кто, по-вашему, мог совершить убийство?

— Я не столь самоуверен, чтобы утверждать что-либо. Нужно тщательно исследовать все обстоятельства, пригласить специалистов, чтобы они осмотрели труп, комнату, находящиеся в ней предметы.

«Почему же я не сделал этого? — подумал Витцель. — Ага, я был твердо уверен, что имею дело с самоубийством».

— Откуда вам известна техника следовательской работы?

— Техника? Я не сказал бы... Я, правда, читал всякие детективы и, кроме того, знаю, что милиционеры, полицейские не разрешают подходить к трупу до приезда следователя с собакой. Следы, отпечатки...

«Да... — с досадой подумал комендант. — Следов там, если они и были, конечно, не осталось, все затоптали. Собственно, это не стоило бы выеденного яйца, если бы Баглай не был старостой проклятого четвертого барака. Все, что связано с этим бараком, не должно ускользать от моего внимания».

— Какие, по-вашему, причины, побудившие убийцу решиться на такой шаг?

Нестеренко снова тяжело вздохнул и оглянулся на закрытую дверь.

— Самые различные — сведение личных счетов, желание занять будущее вакантное место, боязнь разглашения какой-либо тайны и, наконец, — грабеж.

Последнее предположение удивило Витцеля.

— Грабеж? Вы думаете, у него было что-нибудь ценное?

— У старост водится золото, я имею в виду золотые коронки... Они выменивают на них у эсэсманов охраны самогонку.

— Вы можете это доказать?

— Нет. Я никогда не рискну высказывать что-то порочащее представителя высшей расы, приводить доказательства. Но с вами я должен быть совершенно откровенен. Не то, что наш старший переводчик Лукашевич, которого пленные прозвали Цаплей.

— А что он?

— Хитрейшая бестия. За взятки покрывает предосудительные действия старост.

Витцель прошелся по комнате. Боже — золото, взятки, водка, загадочные убийства... И где все это происходит? В подчиненном ему лагере военнопленных.

— Скажите, Нестеренко, вы кого-нибудь подозреваете в убийстве?

— Но ведь подозрение — это еще не доказательство.

— Не крутите! Отвечайте на вопрос.

Переводчик закусил губу, переступил с ноги на ногу. Лицо его приняло страдальческое выражение.

— Ну, Нестеренко?

— Я считал бы нужным проверить... — Глаза переводчика забегали, он явно не желал брать на себя ответственность.

— Кого? — нетерпеливо притопнул ногой комендант.

— Ну, хотя бы... — вяло начал Нестеренко. И вдруг решительно тряхнул головой — эх, была не была. — Унтерштурмфюрер, зачем гадать, предполагать... Хотите знать, что происходит в четвертом бараке, — назначьте меня туда старостой. Через три недели, максимум через четыре, вы будете знать все.

— А вы справитесь с обязанностями старосты? — прищурился Витцель. — Нужно, много энергии и полное отсутствие каких-либо сентиментов. А я что-то не помню, господин Нестеренко, чтобы вы лично избили до смерти кого-либо из своих соплеменников. Вы, к сожалению, мягкий человек.

Переводчик с разочарованным, скучающим видом смотрел мимо коменданта: его не поняли, его предложение отвергается. Ну что ж, он попытался открыть коменданту глаза, предложил свои услуги, сделал все, что мог...

— Почему вы молчите, Нестеренко?

Переводчик вздрогнул.

— Я понял, что мое предложение отвергается.

— Нет. Все зависит от того, сумеете ли вы в новом качестве проявить максимум твердости и жестокости.

— Излишняя жестокость может помешать выполнению основной задачи. Баглай был жесток, но разве он смог пронюхать, что трое пленных из его барака замышляют удрать на танке? У меня совсем другие приемы. Если вы назначите меня старостой — я буду добрым старостой. В результате у вас будет полная картина тайной жизни в четвертом бараке и во всем лагере. Вот тогда-то я сам, лично, с удовольствием расправлюсь с некоторыми своими соплеменниками.

Витцель слушал не перебивая. Здравый смысл подсказывал ему, что худа не будет, если проверить на практике приемы Нестеренко. Четвертый барак, четвертый барак...

— Хорошо, с этой минуты вы староста. Можете приступать.

Нестеренко не тронулся с места. Он стоял, смущенно улыбаясь, точно ожидал еще какого-то заверения коменданта.

— В чем дело?

— Мне нужны будут ежедневно три-четыре пайки с приварком. Не для меня, нет, для поощрения наиболее активных и способных агентов.

— У нас есть агенты в четвертом. Мы передадим их под ваше руководство.

Новоиспеченный староста четвертого барака поморщился.

— Баглай подбирал их по своему образу и подобию. Какие-нибудь тупорылые сявки, от которых на километр разит предательством. Пленные наверняка знают, что это за люди, и остерегаются их пуще огня.