Охота на тигра. Танки на мосту!

И Юрий начал действовать. Как только их колонна вошла в карьер и пятерки рассыпались, смешались, он сумел до начала работы переброситься несколькими словами с Ивашиным и Скворцовым, задав им один и тот же вопрос: за кого из своих знакомых пленных четвертого барака они могли бы поручиться, как за самих себя? Ивашин назвал двоих, Скворцов троих. Немного позже удалось встретиться с Татариновым. Этот назвал одного — Суханова. С Ковалем Ключевский решил поговорить в бараке. Юрий был готов к тому, что Коваль может отказаться порекомендовать кого-либо, но и так набралось прилично, если даже исключить Годуна — одиннадцать человек, три из которых будут запасными. Это воодушевило его.

В обеденный перерыв Язь-Крот сам подошел к Юрию. Он подсел рядом, приказал снять левый, начавший просить каши ботинок, и точно у них уже был уговор об этом, стал чинить его. Их разговор состоял из нескольких коротких фраз. «Доложи. Люди?» — «Ориентировочно одиннадцать, Сокола не считаю...» — «Хватит. Ваша задача свалить передних четырех и овчарку». — «А солдат, а старшина?» — «Не твоя забота. Это сделают другие». — «Кто? Я должен быть уверен». — «Будешь. Не вздумай таскать камни в лагерь — засыпетесь. Где взять — скажу. Никого не посвящать в суть плана. Староста?» — «Вызывал, напоминал, галеты сунул». — «Дай ему расписку». — «Никогда...» — «Не горячись. Тебе пайка не помешает». — «Никогда!» — «Приказываю. Подкормишь других. Понял?» — «Ему дай мизинец...» — «Мизинец отдай, а остальные сложи в дулю... Носи на здоровье, доходяга, а мне обещанное».

Ключевский сунул ногу в ботинок и расплатился за услугу, отдал Язю-Кроту щербатую расческу.

Почти в конце рабочего дня на глазах большинства пленных разыгралась трагедия. На линии узкоколейки сошла с рельсов груженная камнем вагонетка. Ее разгрузили, поставили на рельсы и снова загрузили. Тут-то и произошло несчастье. То ли тормозные клинья, подкладываемые под колеса, отслужили свой срок и оказались негодными, то ли кто-то из пленных допустил небрежность, но оставленная на несколько мгновений без присмотра тяжелая вагонетка начала вдруг двигаться назад по уклону, с каждой секундой ускоряя ход.

Вцепившиеся руками в борта пленные только мешали друг другу, — вагонетка поволокла их за собой. А внизу, у забоя, шла погрузка, там толпились пленные — настоящий человеческий муравейник... Положение спас Татаринов: забегая вперед, он начал совать под колеса клинья, и вагонетка снова сошла с рельсов.

Явившийся на место происшествия взбешенный начальник карьера — высокий, толстый немец, схватил лом и ударил им по спине Татаринова, полагая, видимо, что во всем повинен именно этот пленный. Татаринов свалился на каменистую землю и не поднялся. Его оттащили в сторонку.

«Чья сегодня очередь помирать?»

Юрий был потрясен: Годун, Татаринов... Нужно быть готовым к тому, что в любую минуту неожиданная, нелепая смерть может поразить кого-либо из их небольшой группы. В том числе и его самого. Впрочем, с ним нечто подобное уже было, он уже стоял с веревкой на шее... Не надо об этом думать. Нужно продолжать подготовку. Но кого приготовил Язь для того, чтобы свалить солдата-автоматчика и Нестеренко? Загадка...

После возвращения в лагерь Ключевский пошел к старосте. В канцелярии, кроме Нестеренко, находился его помощник Баранов. Нестеренко подал едва заметный знак, и помощник, с интересом взглянув на Юрия, тотчас же вышел из комнаты.

— Что вы так являетесь? — недовольно сказал староста. — Без всяких предосторожностей. Мы ведь договорились...

— Когда такие свидания устраиваются днем, в открытую, они не могут вызвать особых подозрений.

— Подозрений не должно возникать ни особых, ни мало-мальских. Что у вас?

— Подпишу. Если можно — задним числом.

— Задним числом, задним умом... — пробормотал Нестеренко, хмурясь. — Надо было думать раньше. Можете порадовать чем-нибудь интересненьким?

— Пока нет.

— Ну вот... Прошлые дни пропадают, за сегодняшний могу выдать полпайки, а с завтрашнего надбавка будет выдаваться регулярно. Я не могу обманывать коменданта.

Спрятав хлеб, Ключевский вышел из канцелярии.

Полпайки! Да еще почти полпайки оставил он сегодня для Петра, оторвал, все-таки были у него галеты, а Петр сидел там на воде. Насилу дождался полночи. Лежать на нарах, когда у тебя за пазухой в тряпице два больших куска хлеба, — испытание воли, ежеминутная борьба с самим собой, мука мученическая.

Но вот захлопали двери. Кто-то плакал, материл слабым голосом Баглая — повели Горобца по центральному проходу. А вот и Годун. Идет сам, песенку мурлычет: «...Много в ней лесов, полей и рек...» Это для того, чтобы Юрий услышал. Поравнялся с нарами Ключевского, сунул ему в руку комочек и, не останавливаясь, прошел к спорному месту, проверил, лежит ли его куртка.

— Спите, хлопцы? А я к вам с того света. Никому не советую туда заглядывать.

Юрий осторожно поднес руку к лицу, осмотрел, понюхал комок, переданный ему Петром, и изумился: на ладони у него лежало не что иное, как обкусанный кусочек лагерного хлеба.

Дубинка Нестеренко