Охота на Церковь

– Вот и интересно. А вы, отец дьякон, думайте, шевелите мозгом, отчего да почему у нас такое. Как Господь нашу жизнь правит и прямит. Встряхивает нас, засидевшихся, трясет наше больное самолюбие, нашу гордость бессмысленную и безумную. Размачивает нашу заскорузлость, коростой на нас наросшую. Мы с вами как Лазари Четверодневные, смердящие в гробу. А Христос нас воскрешает… Общее воскресение прежде Твоей страсти уверя-а-я, – затянул отец Петр вполголоса праздничный тропарь, – из мертвых воздвигл еси Лазаря, Христе Боже…

– Могу, конечно, ошибаться, – заговорил отец Алексей, отставив чашку с чаем, – но уверен, что Сталину скоро вслед за чистками партийных рядов понадобится массовое устрашение народа. Общее недовольство его политикой чрезвычайно усиливается. Колхозная война с крестьянством не оправдала себя – голод в стране ходит волнами.

– Зато в газетах у нас – райская жизнь, – продолжал шутить отец Петр. – Всего вдоволь, заводы дымят, колхозники рапортуют, стахановцы усердствуют, врагов искореняем. – Изменив голос, он проговорил с торжеством и пафосом, как радиодиктор: – Мы, советские граждане, окончательно установили, что и мы сами, и все в нашей стране – венец творения, а тот, кто в этом сомневается, повинен в государственной измене.

Отец Алексей рассмеялся, узнав цитату. Дьякон растерянно смотрел на обоих.

– Это из Диккенса, – объяснил ему отец Алексей. – Только вместо советских граждан у него, разумеется, британцы. Вот донесут на вас за такие цитаты, отец Петр, обвинят в антисоветской агитации, будете знать, как переиначивать великих писателей.

– На нас с вами и так клейма ставить негде, дорогой батюшка. Не то что противление, а даже недостаточное почитание этой власти расценивается как бунт… М-да-а. Когда-нибудь люди будут изумляться тому, как извращаются, выворачиваются наизнанку все человеческие понятия в государственном укладе, который установили в России большевики. Поверите ли, уже и комсомольская молодь начинает чувствовать фальшь всего этого.

– Комсомольцы? – заинтересовался дьякон. – Невероятно! У вас, отец Петр, есть неоспоримые факты?

– Пожалуйте, вот вам факт. Недавно у меня в гостях побывал сын некоего городского партработника, конечно же, комсомолец. Выспрашивал про муромское восстание лета восемнадцатого года. Каким-то образом он узнал, что мой сын-офицер участвовал в той давней истории. Догадываюсь, это директор краеведческого музея Богатов поведал ему. Ну так вот. Юноша осьмнадцати лет, заканчивающий ныне школу, очень настойчиво выпытывал у меня, правда ли, что участники восстания хотели вернуть царя и помещиков, как этому несчастному поколению вбивают в голову советская пресса и литература. Или же у муромских белогвардейцев были иные цели. Мне показалось, молодой человек выстраивает у себя в уме некую концепцию народно-демократической власти без нынешней партийной диктатуры… Я, разумеется, разочаровал юношу тем, что ничего толком не мог рассказать о муромском восстании. Вместо этого дал ему читать роман Сенкевича «Камо грядеши?» и отослал к директору музея. Это же он, Богатов, устанавливал в Муроме советскую власть.

– А что стало с вашим сыном, отче? – спросил дьякон.

– После провала того офицерского выступления его арестовали и заключили в концлагерь. Там он умер от тифа… Помяни Господь его душу! – Отец Петр задумался. – Недавно мне попался на глаза советский плакат, прославляющий сталинскую индустриализацию. Над красными дымящими заводами надпись: «Дым труб – дыханье Советской России». Так и чувствуется запах серы от этого страшноватого плаката. Извержение черного смрада из преисподней…

– Адские выхлопы, – согласно закивал дьякон.

– Надо вас развеселить, отцы, – подхватился карабановский священник. Он ушел в дом, пробыл там недолго и вернулся с набором открыток в картонке. – Ездил в Москву, побывал у брата Вадика. Он искусствовед, чего только в квартире не держит, включая всякую дрянь. Вот, отдал мне на сохранение. Хотел за эту «услугу» дать еще и денег, двадцать пять рублей, да я не взял. А ведь за тем к нему и ездил… милостыню просить, – развел руками священник.

– На четвертак могли бы купить ботинки ребенку, – не одобрил дьякон.

– Хм, занимательные советские святцы. – Отец Петр рассматривал открытки. – Ба, да тут сам первый советский кардинал Лейба Бронштейн! И теперешний враг номер два Бухарин!

Это был набор «Советский агитационный плакат», изданный в середине двадцатых годов. На одном плакате известный художник изобразил Троцкого в звездчатом нимбе – в образе большевистского Георгия Победоносца, поражающего копьем змея контрреволюции. На другом в карикатурном виде Кирилла и Мефодия запечатлен был Бухарин с советским экономистом Преображенским. Облаченные в святительские ризы, они держали перед собой свое знаменитое творение – книгу «Азбука коммунизма».

– И эти люди думают отучить наш народ от религии. – Быстро проглядев открытки, отец Петр поспешил сбыть их дьякону. Притом, однако, попросил: – А отдайте мне эту ерундовину, отец Алексей.

– Хотите кому-то показать?