Охота на убитого соболя

Ловят кальмаров обычной удочкой, прямо с борта. Бросает ловец в воду тройник, привязанный к прочной капроновой леске, а кальмар, дурак, он ведь ходит с ослепительной скоростью, как торпеда, заметив движение, устремляется к тройнику, хватает его с маху – крючок прямо насквозь и пролетает. Иногда на одного кальмара навешивается еще двое-трое, ошибочно посчитавших, что первый кальмар добыл что-то съестное и теперь в одиночку расправляется с вкуснятиной. Жизнь у кальмаров коллективная, ничего индивидуального у них нет и быть, как говорится, не может, вот и вытягивает иной ловец из воды вместо одного кальмара трех.

Можно бросить в шипучую холодную воду и маленький крючок, кальмар возьмет и его, но выдернуть добычу уже не удастся – крючок пройдет насквозь – ведь тела-то, плоти нет, кальмар весь жидкий, и крючку не за что зацепиться.

– Не-е, не пойдем на кальмаров, – вдруг очнулся жених и разгладил на груди суконную форменную куртку. Сонливость с его лица стекла, взгляд из отсутствующего, далекого, потустороннего превратился в живой и заинтересованный.

– Чего так? – спросил его предводитель стола, сделал сухое строгое лицо.

– Завтра мы будем у нас дома ловить кальмаров. Всех приглашаю. – Жених снова разгладил форменку на груди, видать, от гомона, шума, необычности ситуации у него начали потеть руки, он вытирал их о суконную грудь.

– Ушла на базу – вернусь не сразу! – хмыкнул тамада недовольно, но потом, поняв, что у него ничего не выйдет, верх не удастся взять, мгновенно развернулся на сто восемьдесят градусов и выкрикнул громко, на весь зал: – Кальмары отменяются. Ур-ра! Жора, жарь рыбу! А где рыба? Рыба…

– …будет, – кивнул жених.

– Жора, ешь больше компоту – он жирный, – предводитель стола любил старые анекдоты.

– И эти маленькие ребята плавают в Арктику? – с удивлением спросила Ольга.

– Плавают. И неплохо, представь себе. Мамы там нет, папы нет, заступиться некому, боцман ими командует. А из боцмана мама-папа, как из меня папа римский.

– Плавать в Арктике опасно?

– Иногда. Случается, плывешь, а навстречу шпарит, выставив деревянную пушку вперед, крейсер военно-морских сил страны Бегемотии. Чернокожие матросы на палубе скалятся, ром прямо из горла хлещут, кокосовыми орехами закусывают. Идут прямо в лоб, на ледокол. Если не отвернешь – крышка! Но ладно, когда ледокол один, а если сзади караван? Как тут отвернуть?

– По палубе матросы бегают, конечно же, в трусиках?

– В трусиках.

– А температура какая?

– Воздуха – минус пятьдесят, воды – минус четыре. Очень любят бегемотьевские матросы на северное сияние любоваться. Кокосами их не корми, дай посмотреть. Языками щелкают, пальцами показывают, фотографируют.

– При минус пятьдесят фотоаппараты должны отказывать.

– Они фотографируют дедовским способом: объектив утепленной чугунной крышкой закрывают. А фотоаппарат, чтобы не сорвался, шурупами к себе привинчивают.

– К рукам?

– Зачем к рукам? Бери выше – к груди. Чтобы каждый снимок сердцем чувствовать.

– И часто крейсера военно-морских сил страны Бегемотии в пути встречаются?

– Через день. А иногда и каждый день.

Суханов подумал о том, что он потерял самого себя, совсем не похож на того Суханова, которого знают друзья и знакомые, – ироничного, подтянутого, защищенного от всяких напастей, умевшего из сотни решений принимать одно, самое верное, а вот здесь он смят, зажат, и Ольга, которой тоже словно бы передалась его зажатость, удалилась от него, стала незнакомой, чужой.

– Ольга! – Суханов кашлянул в кулак.

– Что-то в мире происходит, Суханов, волны какие-то носятся вокруг нас. А может, это не волны – космические лучи, либо еще что-нибудь… Нити, волокна, круги – не знаю! Время наступило такое, что человек стал придатком машины, не он главный в жизни, а она. Семь грехов смертных – все у нее, и семь добродетелей… Что происходит, Суханов?

– Ольга, я прошу тебя не смеяться над глупостью, которую я сейчас скажу, – произнес Суханов.

– Хорошо, – пообещала Ольга и с интересом, хотя по-прежнему находилась не в «Театральном, а где-то в другом месте, взглянула на Суханова.

– Выходи за меня замуж, Ольга, – сказал Суханов.

Ольга вдруг коротко и как-то зло рассмеялась.

– Я же просил тебя не смеяться! И ты обещала! А, Ольга?

– Прости! – Она притиснула пальцы к вискам, помяла выемки. – Какой странный сегодня день. Иной бабе одного такого дня на всю оставшуюся жизнь достаточно. Прожить такой день – и куда угодно! Хоть в огонь, хоть в воду. Понимаешь, Суханов, я сегодня уже получила точно такое же предложение. Ровно час назад.