Охота на вампиров

— Не без этого, — скромно сказал оборотень. — Не тронь меня, и я не трону… А кстати, — он вдруг возмутился, — кто тут цокает языком? Не ты ли, мне Олечка все писала, сам своего приятеля откушал?!

— Во-первых, я его, как ты выражаешься, «откушал», когда он потерял всякий человеческий облик, — спокойно отпарировал зять. — А во-вторых, я-то был уже взрослым человеком, а ты человечину отведал, будучи волчонком.

— Не волчонком, а молодым, зрелым волком! Знал, где остановиться.

— Ха-ха-ха, молодым волком! Сам сказал, тебе десять лет было, шурин!

— Ну, Юрьич, я думал, ты умнее. Да, десять! Но кому?! Ваське Ермитину! Мальчику… А прикинь, сколько волку?

— Не понял, — зять даже сбавил ход, — прошу подробности…

— Ну, если волчий год считать за три… Тогда сколько лет мне, как волку, было в десять?

Зять аж подпрыгнул:

— Тридцать, что ли?!

— Молодец, соображаешь. Я и моя животина жили во мне соответственно друг другу. В пять годов я уже знал то, на что другим жизнь прожить надобно. Звери ведь быстро учатся. Да и знать-то надо лишь окружающий мир и как к нему приспосабливаться. В этом смысле мой волк мне очень помог. Известно ли тебе, дорогой зять, что я был вундеркиндом? Я закончил школу в пятнадцать лет и в том же году поступил в институт. Обо мне даже газеты писали. Очень был способный мальчонка…

Ал вдруг затормозил и прижал джип к обочине.

— Ты чего, Юрьич?

Зять не ответил. Он долго рассматривал родственника и наконец спросил:

— Выходит, тебе, как волку, уже за сотню?

На этот раз промолчал шурин. Он отвернулся от Ала, стал смотреть в окно, потом пробормотал:

— Я уж почти не перекидываюсь. То есть, конечно, как волк, я староват, но человек я в самом соку… Понимаешь Юрьич, как тебе попонятнее объяснить… В детстве зверь мне помогал стать человеком, теперь я, как человек, поддерживаю волка.

Он посмотрел на зятя, и в его глазах стояли слезы.

— Скажи, Василий Константинович, ваша с Олей мать пыталась лечить тебя от ликантропии?

— Пыталась. Все какие-то травы варила. Бесполезно… Как теперь выяснилось, хвороба эта сама проходит. Когда-нибудь волк во мне умрет, и я стану нормальным человеком. Ты хоть раз видел пожилого оборотня? Все вокруг тебя солидные люди, никто тебя не боится, а ты, Ал Агеев — гроза вервольфов, вовсе не чувствуешь их животный страх. А?

— Константиныч, не надо лапшу на уши вешать! А ну, как на исповеди! Если ты сейчас перекинешься, то можешь не вернуться?

— А почему непременно сейчас? Понадобится, перекинусь, надо будет — вернусь. Слушай, Юрьич, заводи мотор, поехали. Я тебе нужен, как Малыш, а тут можешь не волноваться — твоих долбаных вампиров за километр учую. Мы, — он глянул на Малыша, — хоть и в преклонном возрасте, но бойцовских качеств никогда не теряем. Да, волчара?

Пассажир с заднего сиденья одобрительно проворчал: «О чем вы балаболите, мужики? Дела ждут, поехали».

И, честное слово, будь на его лапе часы, он бы назидательно постучал по циферблату.

За районным центром тайга неожиданно расступилась, и машина въехала в снежное безбрежье. Утром, в сумерках, когда направлялись к Василию Константиновичу, не до просторов было, а тут аж в глазах зарябило. Слушая шурина и внимательно следя за дорогой, Ал вдруг поймал себя на мысли: «Господи, я же в Сибири!»

Ал, конечно, тоже не столичный житель, кичиться особо нечем, но подумал: «Чем, собственно, мой родной северный край отличается от здешних условий? И погода похожа, та же холодрыга зимой, те же дожди, жара и комары летом. А местность? Та же: хошь, броди по лесу, хошь, бегай вприпрыжку по лугам… Ан, нет! У меня там только первый снежок выпал, а здесь уже давно сугробы по пояс, я у себя могу еще вечерний променад совершить, а тут морозы да метели в дом гонят».

Короче, разница наблюдается. Это вроде как стоишь у моря, горизонта не видать, а все ж знаешь, есть, есть на той стороне берег. Другое дело — океан! На него смотреть как в космос — ни края, ни предела. Вот такое ощущение и Сибирь вызывает. Ал, еще когда сюда ехал, заметил, до Урала — деревня за деревней, огоньки, а перевалишь — сплошная тьма. Да и днем тоже пустота ошарашивает. Вот и сейчас мчатся на четвертой передаче, а будто ползут черной козявкой по белому ковру.

Редкие одинокие грузовики торопятся так, словно от стихии спасаются.

А ведь за бортом благоговейная тишина и покой. От этого покоя жить хочется страшенно…

Ал глянул на часы. Все в порядке, едут по графику. В аэропорт успевают. Он ведь Василию Константиновичу не сказал, что сегодня Олечка прилетает. Ольга свет Константиновна… Сестра Василия и женушка Ала.

Глава 12

Совещание было назначено на девятнадцать часов в кабинете. После планировалось небольшое застолье в гостиной.