Охота на вампиров

— Когда я сюда переехал, уже никого не ссылали, — попытался оправдаться Павел Иннокентьевич. — Да и попасть сюда было не просто… За честь почиталось…

— Слышал… — согласился Леон. — Но по нынешним временам больше бегут.

— Бегут, да не все…

Водитель, хозяин тачки, вам уже понаслышке знаком. Доктор Гаев, а он действительно доктор, но не врач, был тем самым бдительным молодым ученым, что в бывшем сокурснике разглядел шпиона и отрапортовал куда следует, чего на самом деле делать бы не следовало. В результате ему, как особо талантливому, «чик-чирик» не сотворили, то есть с миром не упокоили, а среди бела ночи подняли с койки и отправили в другие края на повышение без права переписки. Там он и дослужился до доктора. К тому же Павел Иннокентьевич Гаев и был канувшим в безвестность супругом Анны свет Игнатьевны.

Конечно, будущему доктору разрешалось писать письма. Он даже получал ответы на некий «почтовый ящик», где перлюстрация считалась святым делом. Но работы на новом месте оказалось навалом, и переписка стала чахнуть, как «хризантемы в саду». Тем паче, что одинокий мужчина без внимания не остается. Сами знаете, там, где растет береза, — подберезовик, где осина, — подосиновик. А грибов в нашей стране в достатке. Вот и около Павла Иннокентьевича обозначилась особа… Именно она подвигла Гаева в путь за тридевять земель на предмет уточнения матримониальных отношений.

«Паша, Паша, Паша… — так бубнила она ему последние полтора года, — что ты себе думаешь? Ты ведь не мальчик! И кто она тебе там? Явно не жена — столько лет прошло… И кто тебе здесь я? Ежедневно и еженощно рядом. Тоже не жена! Ты на людей посмотри! Что они — о нас, а?»

Люди — смертельный довод! Что они там себе о нас думают?! А на самом деле ни черта они не думают. Это мы в основном — про них…

Но полтора года пиликанья на одной ноте свое дело делают. Почему полтора года? Больно долго Павел Иннокентьевич запрягал. Не так-то просто отправиться в те края, откуда тебя под белы рученьки выпроводили. Могут и с полдороги поворотить, могут и по шее за самовольничество надавать. Учреждение, где трудился доктор, по-прежнему оставалось засекреченным, хоть и времена наступили иные. Вот на эти новые времена и делала ставку его «гражданская» супруга. Раньше-то она помалкивала. А теперь вон и Главную Псарню переименовали, и отчета, куда едешь, не спрашивают. Много послаблений ученому люду…

«Может мне с тобою, Паша, а?»

«Еще чего?! Анна тебя враз из своей берданки уложит. Даже целиться не будет…»

В общем, долго ли, коротко ли, а собрался. Главное, в свои старые «Жигули» новый движок поставил, мощный. С виду таратайка, но иной «мерс» может обставить, как в кинофильме «Зимняя вишня». Смешно, конечно, но смысл есть. По крайней мере до знакомых мест за трое с половиной суток добрался.

Да знакомые ли? Как сюда с молодой женой приехал, сразу в работу с головой окунулся, все по подземным лабораториям шастал. Правда, иной раз с Анной, которую в глубь недр не тянуло, по лесочкам променад совершал. Даже к Деду, ее наставнику, вместе наведывались. Воспоминания о могучем старике в нем сидели прочно. Из редких писем жены ему было известно, что после смерти Деда супруга в его дом за дамбой переехала. А там, как помнилось Павлу Иннокентьевичу, леса стояли совсем непролазные. Он старался не думать о том, какой образ жизни вела Аннушка в дремучей чащобе, и тем не менее почтение к ней испытывал огромное.

— Ох, и красотища здесь! — без особого восторга заметил Леон. — Будто в страшной сказке.

— Почему в страшной?

— Лес до неба! Так и чудятся за деревьями всякие лешие и жуть… Успеем до темноты, Павел Иннокентьевич?

— Как раз бы ближе к вечеру хотел городок пересечь.

— Да? А пораньше нельзя?

Павел Иннокентьевич с удивлением посмотрел на пассажира.

— Леон, вы не производите впечатление боязливого человека.

— Вы, наверное, не слыхали в своих далеких местах, что здесь партизанят?

Павел Иннокентьевич совсем удивился:

— Партизанят?!

* * *

Леон был членом очень дружного, сплоченного коллектива, состоявшего сплошь из передовиков производства, поскольку не передовики очень строго наказывались. Здесь посвящали себя работе с полной отдачей, вплоть до самопожертвования. Результаты зашкаливали за все мыслимые показатели, а прибыль позволяла не только самим сотрудникам жить в довольстве и благополучии, но заниматься меценатством и благотворительностью. На чем очень настаивал руководитель коллектива господин Ермитин Виктор Всеволодович и потому пользовался большой известностью и любовью среди народонаселения областного центра. Леон, несмотря на молодость, находился в ближайшем окружении Виктора Всеволодовича и был чуть ли не правой его рукой. Господин Ермитин, будучи в солидном возрасте, тем не менее, как руководитель нового склада, делал ставку на талантливую молодежь, чем и обеспечивал успех своего предприятия.

Однако сам коллектив не был так популярен и больше скрывался в тени, лишая себя грамот и прочих наград. Потому что в просторечии он назывался бандой, а Виктора Всеволодовича кликали главарем Еремой.