Охота на вампиров

У Леона тоже была кличка, но об этом чуть позже. Его полное имя — Леон Артурович Григорян. Но кавказские крови в нем просматривались с трудом, поскольку мама у него была белокурой литовкой, и северная кровь, видать, остудила южные бурные потоки. Мальчик являл из себя шатена с вьющимися волосами, только изящные черные усики могли на что-то намекать… Папа, Артур Николаевич Григорян, был известным берлинским режиссером. В отрочестве Леона он переженился на других кровях, благо их в нашей стране мешано-перемешано, и удачно свалил в Германию. Мама — пианистка — сменила режиссера-армянина на болгарина-дирижера и вовсю гастролировала по миру. Родители дитя не забывали. То папенька навестит Россию, чтобы поставить спектакль в МХАТе или в БДТ, и всякий раз находит время повидать сыночка. То маменька вызовет куда-нибудь за тридевять земель погостить, а то и дома засидится… Болгарин-то был наш, русский, навроде Филиппа Киркорова, но больно талантливый по части классической музыки. Областной центр им ужасно гордился.

Мальчик, соединив в себе аналитический ум отца и артистизм матери, плюс творческая беспризорность, рос классным вором. Однажды, в шестом классе, ему глянулся микроскоп из кружка юных натуралистов. Он втерся в любимчики к биологичке, записался к юннатам, попотрошил маленько крыс и лягушек, разглядел не только их устройство, но и шкаф, в котором стоял вожделенный микроскоп. Простой деревянный шкаф с секретным замком. Учились во вторую смену, и дежурные по классу прибирали сами помещение. Школа была небогатой, а может, пионеров, согласно учению Макаренко, приучали к ненавязчивому домашнему труду, например, пол помыть. Вот в такое дежурство Леон, отпустив свою напарницу, сам аккуратно вымыл пол в своем классе. Потом прошмыгнул в кабинет биологии (ключи от его класса были в общей связке), отодвинул шкаф, осторожно снял при помощи стамески заднюю стенку и извлек желаемое. Гвоздики прибил на место. На место же вернул шкаф и, закрыв кабинет, вернулся в свой класс. Оттуда, через окно третьего этажа, он спустил микроскоп по заранее припасенной веревке. К вахтеру Леон подошел с пустыми руками, немного поболтал с ним и отправился восвояси.

На вопрос мамы, откуда такая дорогая игрушка, сказал, что купил на сэкономленные деньги. И мама поверила! У Леона и тогда водились денежки — родители баловали, и он мог без напруги купить себе микроскоп. Но ему захотелось именно тот, школьный, и именно украсть.

Опять же в той же школе он исхитрился приподнять столешницу учительского стола и свистнуть собранные на что-то деньги. Они ему были на фиг не нужны — копейки, но сам факт кражи вызывал упоение.

Его ни разу не поймали. Бывало, возникали подозрения — всего не учесть, но тут же появлялись защитники. «Как же можно?! Ребенок таких родителей! Папа — в Берлине, недавно навещал… А мама сейчас в Швеции или в Канаде»… География сыщиков удовлетворяла, тем более что Леон учился на «отлично.

К тому же Леон Григорян был честнейшим человеком! Вы могли оставить его наедине с кучей денег, он бы не тронул ни копейки. Завести в гараж, где все ваши автомобили урчат с открытыми дверцами, он бы не приблизился ни к одной. Ему чужого не надо! Он брал только свое, на что нацеливался заранее. Художник!!!

Более преданного друга и пожелать нельзя. Если Леон верил кому-то, он мог снять последнюю рубаху, открыть душу прикрыть своим телом.

На Ерему его вывел Ал. После того как у Ала съехала крыша, Дед отвез его к Виктору Всеволодовичу, и Ал стал жить у него в семье. Не в смысле в «банде», а в самой натуральной семье. Ерема считался дядей Ала.

А с Леоном их сблизило сиротство. В принципе, он как и Ал, жил без родителей, пусть даже знаменитых… Однажды Ал с ним пооткровенничал и рассказал, что его папаша-изменщик тоже знал славу и почести не меньше папы, мамы и отчима Леона. Он хоть и продал Родину, но Государство высоко оценило его предательство всякими регалиями, орденами, званиями вплоть до Героя Социалистического Труда. Леха зауважал Ала, и они подружились на базе общей печали. Тогда-то Леон и поведал о своих детских подвигах типа микроскопа и столешницы.

«Мура, — пожал плечами Ал, — мальчишество».

То он творил в тринадцать лет, а когда они познакомились, им было по шестнадцать.

«Конечно, мальчишество, — тут же согласился он. — Опыта не хватает, знаний! А у меня такие идеи!»

И он такого наговорил, Ал чуть в обморок не упал. Гений!

Тогда Ал ему тоже высказался… Мол, хоть ты и талант, хоть и одиночка, а все равно знакомства и команда нужны. Кто инструменты делать, кто на стреме стоять, кто документы лепить, кто краденое сбагривать… Короче, такую речуху толкнул о воровском предпринимательстве, что хоть сейчас кандидатскую лиши или вставай во главе какого-нибудь ЗАО «Гоп-стоп и Ко».

Леончик выслушал Ала внимательно и впал в тоску неимоверную.

«Где ж мне такую школу найти? — молвил. — У нас хоть поголовно крадут, но все построено на самообразовании. А я грамотно хочу! Чем я хуже своих родителей?»

«Не бзди! Что-нибудь придумаем».