Джипы остановились, освещая фарами всю площадку перед самолетом. Дверь одного из них распахнулась, выбежал Филипп. Разумеется, бежал он ко мне.
— Эй, с тобой все хорошо? С ней все хорошо? — поинтересовался он у Антона, все еще обнимающего меня за плечо.
— Э…
— Она тут и может ответить за себя сама, — перебила я несчастного охранника, убрала его руку и поднялась на ноги.
Меня больше не мутило: то ли ужасный запах горелого мяса исчез, все таки мы на поле и ветер тут приличный, то ли я просто привыкла.
Оказалось, что с Филиппом прибыло еще трое охранников, итого шестеро мужчин рассредоточились по полю, все еще надеясь найти поджигателя. На мой взгляд, прошло слишком много времени, он давно уже добежал до противоположного конца поля, где наверняка у него была машина. Или просто ушел в сторону леса и затаился, вот уж где его ни в жизнь не найдут в темноте. Рискованный план, но он сделал все, чтобы я увидела представление, даже подверг себя опасности. В том, что это все было для меня, я ни секунды не сомневалась.
— Почему ты поехала сюда одна, ничего не сказав? — конечно не мог обойтись без порции нравоучений Филипп.
— К твоему сведению, я была не одна.
— Тебе повезло, что парни тебя заметили и поехали следом… — огорошил он.
Я с недоумением на него уставилась: толи он такого невысокого мнения о собственных парнях и уверен, что они и маму родную способны проворонить, толи он думает, что я пыталась уйти незамеченной, но ушлая охрана вовремя меня засекла. Так и не придя к какому-либо выводу, я неопределенно ответила:
— Я вообще… везучая.
Филипп ничего не ответил. Зато наконец-то отошел от меня и решил поинтересоваться местом преступления, слишком близко не подходил, наверное, чтобы не затоптать следы, или не провонять горелым, просто бродил вокруг. Я решила последовать его примеру, топтаться на месте прямо перед… этим я не могла. Прошлась вокруг, наткнулась на канистру с бензином. На всякий случай прикинула расстояние до нее и решила, что полиция способна ее обнаружить без моего особого указания и вернулась обратно, правда в этот раз остановилась много левее, самолет как раз загораживал зрелище.
— Судя по всему, ты была права, — заявил Филипп, возникнув из темноты. Как ни странно, меня это даже нисколько не напугало.
— В чем именно?
— Он сжигает девушек, словно ведьм. Она в каком-то белом сарафане, очень похожем на тот, в котором сожгли студентку. Уверен, эту тоже пытали…
— Давай без подробностей, — взмолилась я.
— Как скажешь, прости.
Филипп равнодушно пожал плечами, но уставился на меня выжидающе, надеясь, что я продолжу. Его манера молчаливо вести беседу (да, именно так я это и называла: он молчит и ждет, что ты там скажешь) жутко раздражала.
— Он сказал, что я должна за что-то там заплатить и что мне не место в вашем мире. Последнее он даже особо выделил, так что наверняка считает меня исчадием ада. Знать бы, чем психу не угодила. А вообще, послание звучит оптимистично, не находишь?
— Ты когда нервничаешь так много говорить начинаешь?
— Сегодня он дал мне шанс спасти девушку. Если бы я пришла одна, — тихо заметила я, вспомнив условие, что бесстыдно нарушила.
Наверняка он ждал здесь, чтобы убедиться, что я одна. Увидел охрану и поджег заранее подготовленные ветки. А я, занятая своими глупыми переживаниями, сразу об этом не подумала… а ведь Даша погибла из-за меня и только.
Филипп, видимо уловив мою резкую смену настроения, быстро понял в чем дело. Схватил за плечи и резко тряхнул:
— Если бы ты пришла одна, он сделал бы тоже самое. Слышишь? Просто не сбежал бы, а наслаждался твоим страхом. Или хуже: ты бы присоединилась к погибшим девушкам. Так что не смей себя осуждать и в чем то винить, поняла?
Разумеется, он говорил то, что я хотела услышать. Успокаивал, и я это отлично понимала. И этим он отчего-то раздражал все больше и больше. Золотой парень, с которым мне так повезло. Только от чего мне в его присутствии так тошно? И с каждым разом это чувство только усиливается. Наверное, это и называется «едет крыша неспеша».
— Я просто не понимаю, чем могла так кому-то насолить? — высвободив плечи, решила я сменить тему.
— Иногда равнодушие страшнее всего. Возможно, на это он и злится.
— Он сказал «за свои действия надо платить». Равнодушие – это скорее наоборот, бездействие. Я что-то сделала…
— Я во всем разберусь…
— Ага, — вяло промямлила я, уже уйдя в свои мысли.