Охота на ведьму

Фиалка прикрыла ладонью губы, словно стирая с них улыбку. За её спиной на пороге один за другим возникли настороженные спутники. Хельзак стал чуть в стороне, скрестив на груди руки, и беззастенчиво разглядывал троих обитателей крепости. Из-за его спины на полшага вперёд выступила Нирин. Она уже залечила синяк от оплеухи, которой была награждена за попытку убить волшебника Тороя, но след в душе, как говорится, остался. И теперь белокурая ведьма метала свирепые взгляды на чародея, что покамест молчал и обводил глазами честную компанию.

В зале повисла тишина. Последними вошли два колдуна, которые несли зеркало. Оба тяжело дышали — подъём по длинной лестнице, да ещё и с колдовским стеклом в руках, был не из лёгких. Теперь колдуны пристроили ношу возле стены и торопливо озирались, поскольку боялись, что пропустили всё интересное.

Люция стиснула ладонь Тороя, не зная, чего ответить «бабке». Ну не вязалась прекрасная Фиалка с образом согбенной сварливой ведьмы. Судя по всему, красавица-колдунья это поняла и улыбнулась девчонке:

— Так-то, небось, всё же лучше, чем прежде, а, детонька?

Эта самая «детонька» на долю мгновения вернула Люцию в маленькую избушку, затерянную в чаще флуаронского леса.

Фиалка смотрела на ученицу и улыбалась. А потом, нерешительно, словно боясь спугнуть прекрасный сон, красавица-колдунья перевела взгляд на Тороя. Всё это время она избегала смотреть на него. А теперь, изрядно потомив мага равнодушием, Итель впилась в него глазами. Их взоры скрестились, и для Фиалки всё перестало существовать. Его лицо было спокойно тем напряжённым спокойствием, какое охватывает за секунду до смертельной битвы. Похоже, Торой действительно думал, будто ведьма мчится в Гелинвир, чтобы рвать и крушить, менять установленный порядок и властвовать, а заодно укокошить его — Тороя — ну и Люцию с Алехом для пущей острастки.

Пауза затягивалась, но никто не осмеливался прервать загадочную игру взглядов. Итель смотрела на Тороя, а Торой, Люция и Алех — на Итель. Мгновения тянулись и тянулись.

— Где мальчик? — спросила ведьма, не отводя глаз от волшебника. — Он мне нужен.

Торой ответил ровным голосом, хотя говорить спокойно ему было, ой, как непросто. Он ожидал от ведьмы чего угодно, но только не этого в высшей степени странного обмена взглядами.

— Зачем?

Итель дёрнула плечом в сторону зеркала, но игру в «кто, кого пересмотрит» не прервала.

— Зеркало нужно разбить. Это может сделать только последний из рода Создателя. Клянусь, мальчику ничего не угрожает.

И снова тишина. Но на этот раз всеобщее благоговейное молчание нарушил звонкий дерзкий голосок, принадлежащий, конечно же, Люции. И спросила она, разумеется, самое главное — то, о чём остальные пока ещё молчали. Просто девушку начинали злить взгляды, которыми одаривала волшебника красавица-ведьма — даже безупречный сочный ротик и тот приоткрылся, а в глазах, в глазах… столько плотоядного обожания, сколько бывает у изголодавшегося по сытному обеду человека.

— Зачем ты убила стольких людей? — и Люция закусила губу, сражённая собственной смелостью.

Теперь взгляды десятков глаз обратились на колдунку. Ну и на том спасибо, что хоть Торой перестал таращиться на Итель, а то ещё зародились бы в его голове непристойные мыслишки о том, что Фиалка-то во многом будет красивее своей нескладной наперсницы.

— Девочка моя, — ведьма устремила переливающийся взгляд на ученицу и медоточиво улыбнулась. — Всему виной творение мастера Гиа. Кто же знал, что оно умертвит столько народу? Сядем.

Итель изящным движением руки указала на огромный стол Собраний. И пояснила:

— В ногах правды нет.

Когда все расселись, стол показался Люции ещё огромнее, чем прежде, слишком уж много мест осталось незанятыми. Торой, Алех и юная колдунка сели напротив прибывших. Итель, конечно, устроилась так, чтобы видеть мага. По правую и левую руки от ведьмы расположились хмурые чернокнижники. Торой заметил, наконец-то, близнецов и, едва скрывая насмешливую улыбку, спросил одного из них, того, кто, судя по всему, ещё берёг ушибленное несколько дней назад плечо:

— Болит?

Чернокнижник хмуро кивнул и опустил глаза. Его брат покраснел до корней волос, вспомнив неудачное нападение на Тороя.

— Ах, волшебник, — прозвенела колокольчиком со своего места ведьма. — Прости моих чрезмерно усердных сподручников. Я лишь просила их, чтобы отыскали мальчика, а они оказались настолько старательны, что осмелились напасть на тебя.

Люция, сидящая рядом с магом, нахохлилась. Значит, просить прощения у неё бабка не собирается, а ведь она, Люция, тоже чуть не погибла. Одну эту косоглазую ведьму вспомнить… И девушка гневно испепелила взглядом бывшую возлюбленную Тороя. Нирин презрительно кривила губы, а, почувствовав на себе взгляд юной колдунки, окатила ту таким презрением, что у Люции от бессильной злости аж сердце зашлось.

— Итель, чего ты добиваешься? — это, наконец, подал голос Алех.