Взяв с каминной полки ключи, старый чародей бегом последовал вниз. Он так спешил, что, спустившись по винтовой лестнице к подножью башни, вынужден был на несколько минут остановиться — голова закружилась. «Немощный дурак! — в сердцах выругал себя маг, хватая ртом воздух. — Не хватало только, чтобы из-за твоей дряхлости всё пошло кувырком!». Но кувырком не пошло. Замок открылся с тихим щелчком, хорошо смазанные петли двери не скрипнули, и волшебник, освещая путь магическим огоньком, спустился в каземат.
Ученик лежал на присыпанном соломой топчане. В сиянии магического огня Золдан видел, что Тороя бьёт горячка. Пленник сел и, щурясь против яркого света, смотрел на вошедшего мутным взором.
— Я, старый дурак, чуть не проспал смену караула, — оправдываясь, сказал чародей ученику. — Поспешим.
Узник на неверных ногах побрёл к выходу, предоставив освободителю разбираться с таинством тюремных запоров. Старый маг торопливо запер тяжёлую дверь каземата и поспешил за наперсником. Как оказалось, вовремя. Через несколько мгновений у входа в башню звякнули алебарды — ночной караул сменился и выспавшиеся стражи приняли пост у своих утомлённых сослуживцев. Кто-то (видимо, начальник караула) громко отчитывал ночную смену за разгильдяйство — дремать на посту, где ж это видано? Грозя сослать гвардейцев в самые далёкие пограничные гарнизоны, военный распекал виновных на все лады. «Я вам покажу, как дрыхнуть на службе, остолопы!» — прогремел, удаляясь, раскатистый бас, видимо, начальник увлёк несознательных подчинённых в караульное помещение писать рапорты.
На вершину башни заговорщики поднялись без приключений — обличающе-обвинительный монолог военного оказался настолько громким, что заглушил бы не только шаги крадущихся магов, но и даже рёв военной трубы.
— И угораздило меня, старого деда, забраться на этакую высоту, — пропыхтел, борясь с одышкой, Золдан, — почему, интересно, волшебник должен непременно жить в самой высокой башне королевства? Издевательство какое-то.
Переведя дух, маг несколькими пассами наложил на дверь охранное заклятье и повернулся к ученику. Торой, до сей поры ещё крепившийся, без сознания повалился на пол. Ведьмин Гриб сделал своё дело — опальный маг оказался во власти жестокой лихорадки.
Ну да ничего, дело легкопоправимое.
Золдан произнёс несколько целительных заклинаний и взмахнул руками. Бесчувственное тело ученика воспарило над полом. Послушные воле старого волшебника, невидимые Силы перенесли Тороя на уютную тахту. Теперь осталась ничтожная малость — влить в потерпевшего полстакана вонючего Болотного настоя, самого действенного противоядия от Ведьминого Гриба. Гадость, как и все ведьмачьи зелья, но на ноги ставит лучше заклинаний.
Закончив врачевать подопечного, маг отправился в гардеробную. В полдень в Мирар прибывала королева-мать — следовало присутствовать на торжественном приёме, поэтому-то волшебник тоскливо вздыхал. Подобные мероприятия были ему в тягость ещё во времена молодости — толпы разодетых напудренных вельмож, рёв фанфар, сияние драгоценностей, стянутые шелками надменные фрейлины…
Следуя этикету, волшебнику и самому предстояло облачиться в парадные одежды, а также взять ненавистный Посох. Последний доставлял особенно много неудобств — таскать за собой здоровенную, пусть и очень красивую клюку, удовольствие невеликое. Магического-то толку от Посоха никакого, один статус. Наличие этой обременительной палки говорило лишь о том, что чародей достиг высшей ступени Искусства. В общем, на официальном приёме без костыля никуда, поэтому Золдан взял свою нелёгкую ношу и покинул покои.
Стражники у входа в Башню щёлкнули каблуками, звякнули алебардами и взяли «на караул». Старый маг в знак приветствия склонил голову и поспешил во дворец.
Торой проснулся на следующий день — голова была лёгкой, ум ясным, а желудок отчаянно требовал завтрака. В стрельчатое окно било яркое солнце. На улице стояла прежняя жара, но в покоях Золдана царила умиротворяющая прохлада. Комнаты звенели тишиной — чародей отсутствовал.
Потягиваясь и зевая, Торой подошёл к окну и даже присвистнул от восхищения — город лежал перед ним, как на подносе. Дворцовая часть сияла белоснежными фасадами, позолоченными флюгерами и голубой черепицей; Фонтанная (где жил простой люд) пестрела множеством затейливых кровель. Со своей высоты Торой видел сложное переплетение улочек, парки, зеркальную гладь Канала, разделяющего город на две части, и, конечно, Площадь Трёх Фонтанов. Лёгкий ветер донёс мелодичный звон Городских Часов. Судя по количеству ударов, три пополудни…