Охота на ведьму

Однако в этот миг Люция словно увидела себя со стороны — сидит она, приличная девушка, в сыром, хорошо просоленном платье, и насквозь мокром лифе перед малознакомым мужчиной. При этом вышеупомянутый мужчина без стеснения её разглядывает. Точнее даже не совсем её, а лиф. И даже не совсем лиф, а то, что под ним.

Девушка запоздало съёжилась, зашарила по груди руками и, растеряв справедливый гнев, пискнула:

— Да отвернитесь же!

Торой усмехнулся, поднялся и рывком поставил на ноги пятнистую от смущения и злости Люцию. Та, конечно же, сразу попыталась, не теряя достоинства, высвободиться. Надо сказать, высвободиться у неё получилось без труда, а вот с достоинством вышло не очень, ибо нелегко сохранить царственность, смущённо прикрывая руками грудь.

— Ну, чего глаза-то распялил? — со слезой в голосе прикрикнула девушка.

Торой, наконец, перестал смущать её любопытным взглядом и укорил:

— Барышня, а выражаетесь, как простолюдинка…

В ответ на эти слова Люция заносчиво вскинула голову и постаралась пронзить нахала взглядом. Мол, как ты смеешь делать мне замечания? Ты — аферист, пройдоха, маг, исключённый из Великого Совета за какие-то тёмные делишки. Иными словами, человек с дурными манерами, которого и не повесили, наверное, только потому, что жалко на эдакую пакость верёвки.

Увы, испепелить Тороя пламенеющим взором не получилось. В отместку на молнии, что метала Люция, он с гаденькой усмешкой посмотрел на ту часть тела, которую девушка столь трогательно прикрывала руками. Поняв, что и в этой бессловесной перепалке она тоже проиграла, Люция, наконец, взмолилась:

— Ах, давайте, лучше поговорим о деле! — гневаться надоело, а хороших манер она от Тороя не ждала, знала, к кому идёт.

Похоже, её собеседник оценил подобную кротость по достоинству, поскольку смилостивился:

— Успеем ещё. Идёмте, распоряжусь насчёт ванны, а то вы липкая, как медовый пряник.

Он решительно взял её под локоть и увлёк наверх. Поднимаясь по скрипучим ступенькам, Люция вдруг осознала, что она не только липкая, как медовый пряник, но ещё и глупая, как пробка! Идти с незнакомым мужчиной в пустой номер — верх безрассудства.

— Стойте!

— Что ещё? — искренне удивился Торой.

— Немедленно прекратите вести меня неизвестно куда. — Выпалила гостья и пояснила. — У вас дурная репутация, говорят, что вы бесчестный и хитрый человек…

Торой хмыкнул.

— Так вы, наверное, потому и пришли? — но тут же успокоил, — не бойтесь, человеческое жертвоприношение я нынешним полнолунием уже совершил.

Ну конечно. И крови невинных младенцев тоже, наверное, испил. Болтун.

— Я не боюсь, — простосердечно созналась девушка, — но вдруг вы всё же задумаете какую-нибудь гадость?

Мужчина склонил голову набок и принялся безо всякого стеснения рассматривать гостью — её по-мальчишески короткие русые волосы, чёрные высокие брови, глаза неопределённого зелёно-голубого цвета с невзрачными ресницами, слишком бледные губы, тощую фигурку. Всеми этими банальностями он «любовался» весьма недолго. В Люции и впрямь не было ничего примечательного.

— Нет, не задумаю, — сказал Торой. — Гадости обычно задумывают в отношении хорошеньких, смазливых барышень. Так что не надейтесь. Помыться и переодеться — это всё, на что вы можете рассчитывать.

Люцию больно хлестнули слова про хорошеньких барышень.

— Я знаю, что не красавица, а вы…

— А я?

Она гордо промолчала, отведя взгляд. Может быть, он тоже не был красавцем, а может, и был. Но всё равно — препротивный тип.

— А вы издеваетесь надо мной. Всё же, идёмте, где ваша комната? — она высвободила локоть и, опережая Тороя на полшага, устремилась наверх.

— Здесь налево.

Конечно, смешалась и отчего-то повернула направо, в результате локоть снова был подхвачен, после чего последовал крутой разворот в противоположную сторону.

— Налево, говорю я вам. — С этими словами мужчина втолкнул гостью в полумрак просторной комнаты.

Люция с любопытством огляделась. Обстановка несколько разочаровала — порядок и простота. Кровать самых посредственных размеров, обшарпанное кресло, сундук в углу да потёртый коврик на полу. В распахнутом окне дрожит занавеска, с улицы пахнет жасмином и конюшней. Видимо комната выходит окнами во двор.

— И только-то? — в голосе юной просительницы звучало такое искренне разочарование, что ковырявшийся в сундуке Торой обернулся и счёл нужным оправдаться:

— Я же говорю — человеческое жертвоприношение уже совершил, прибрался. — Напомнил он.

Люция осторожно присела на краешек кровати, потрогала рукой грубое шерстяное покрывало. Ого! Под ним что-то прощупывалось! Что-то металлическое, что-то… Она не успела понять, что именно, поскольку хозяин комнаты обернулся и с прежней сварливостью в голосе прикрикнул:

— Чего вы там расселись? А ну вставайте немедленно! Не хватало только, чтобы ещё и от покрывала квасом веяло!

Гостья вскочила.

Торой, не поворачиваясь, бросил на пол простое платье из коричневого сукна.

— Держите. Постоялица, жившая здесь раньше, уезжала в спешке, вот и забыла. — Он поднялся на ноги. — Пойду распоряжусь насчёт корыта и воды…