Охота на ведьму

И самым галантным жестом Торой указал красавице на дверь. Глаза эльфийки вспыхнули обидой, злобой и чем-то похожим на презрение:

— Да уж. Вижу. — Прошипела она и добавила, — всё-таки те, кто тебя низложили, были правы.

С этими словами бессмертная красавица толкнула двери спальни и гордо прошествовала вон, сверкая на солнце медными локонами.

Торой смотрел, как она удаляется через бесконечную анфиладу комнат, как распахиваются под хрупкими руками высокие створки, как проносится по комнатам долгожданный сквозняк и дурманно стелется аромат терцены. Гостья уже исчезла за всплесками реющих по ветру шелков, а маг-отступник по-прежнему смотрел в пустоту и понимал, что с этого дня он всей душой презирает эльфов.

* * *

Удивительно, как может один короткий миг вместить в себя столь долгие воспоминания. В свете зелёного огонька Торой недовольно поморщился — не самое лучшее сейчас время вспоминать семейку сумасшедших эльфов.

Люция и Эйлан по-прежнему мирно посапывали в тишине маленького покойчика. Болотный светляк, наконец-то, почувствовал хозяйку и радостно просиял. Свет огонька сделался увереннее и ярче, а сам он без раздумий улетел прочь от волшебника, чтобы преданно повиснуть над головой ведьмы, переливаясь всеми оттенками изумрудного.

Маг на секунду задумался. А отчего в комнате до сих пор лиловые сумерки? Он бродил по покоям не менее четверти часа, и за это время уже должно было бы рассвести. Однако холодный полумрак и не думал рассеиваться. Волшебник покачал головой, гадая, что за чудеса происходят в природе по велению загадочной ведьмы.

За спиной сонно заворочалась на своём ложе колдунка. Она натянула одеяло до самого подбородка, улеглась поудобнее и продолжила сладко сопеть, оставив на подушке только растрепавшуюся каштановую косу.

— Поднимайся! — скомандовал Торой и потряс девушку за плечо.

Ведьма что-то недовольно пробурчала и попыталась стряхнуть надоедливую руку со своего плеча, но потом открыла-таки один глаз, в свете волшебного огонька показавшийся пронзительно-зелёным. Несколько мгновений глаз этот пытливо изучал Тороя, а потом его обладательница сонно спросила:

— Чего тебе?

— Поднимайся, пора. — Повторил маг.

В сиянии болотного светляка волшебник был похож на неприкаянного баньши — кожа отсвечивала зелёным, по лицу метались тени. Кто-то другой на месте Люции испугался бы спросонок, но ведьма с детства привыкла к обманчивому свету изумрудного огонька. А потому она лишь потёрла глаза и пробормотала, сквозь зевок:

— Сейчас, сейчас…

Однако волшебник словно не услышал:

— Там на софе тёплые вещи, переодевайся и укутай мальчишку.

Люция согласно кивнула:

— Ага… А ты-то куда? — и она испуганно приподнялась на локте, видя, что спутник собирается покинуть комнатушку.

— На кухню, за едой, — проворчал он.

— А-а-а… — и ведьма, успокоенная ответом, снова плюхнулась на кровать.

— Поднимайся, я сказал! — шёпотом рявкнул на неё Торой. — Мигом!

И, больше не глядя на вздорную ведьму, покинул номер.

На кухне чародей побросал кое-какую снедь в небольшой холщовый мешок и снова отправился наверх торопить копушу Люцию. Он ещё успел подумать о том, что ведьма, судя по всему, излечилась от нанесённой кхалаями раны. Во всяком случае, на умирающего, мучимого болью человека она походила мало. Точнее совсем не походила. Это радовало, поскольку означало, что беглецы смогут удирать из города во все лопатки, а не тащиться, хромая.

Что-то неведомое подгоняло, подхлёстывало волшебника. Сердце отчаянно колотилось, обмирая от каждого шороха. Уж не потому ли, едва маг занёс ногу над первой ступенькой, левый висок взорвался болью? Ощущение было такое, будто в него вбили длинный и совершенно тупой гвоздь. Вместе с неожиданной мукой мага настигло также внезапное прозрение.

Отчетливо и ясно волшебник увидел, как двое завернувшихся в плащи путников бредут по сугробам сквозь снежную бурю. Вот, один из них оскользнулся и чуть не упал в сугроб. Второй вовремя подхватил спутника под локоть и помог устоять на ногах. Оба с завидным упрямством шли вперёд, сгибаясь под порывами ветра. Вот они миновали скобяную лавку с покосившейся под ударами непогоды вывеской… стало быть, три квартала от «Перевёрнутой подковы».

Теперь Торой знал не только, что по их с Люцией следу идут двое мужчин, но и то, что один из них провалился по колено в сугроб и зачерпнул полный сапог снега. Однако чародей не понял самого главного, кем были преследователи — чернокнижниками, магами или обычными людьми?

Когда видение, столь неожиданно возникшее перед глазами, пропало, волшебник застыл, глубоко и часто дыша. Только сейчас он осознал — это магия… Незнакомая и неподвластная ему ранее, возможно, даже Древняя Магия, которой владеют лишь немногие эльфы. Именно эта магия разбудила Тороя, обостряя шестое чувство, именно эта магия вызвала странное покалывание в пальцах, именно она заставила сердце болезненно подпрыгивать в предчувствии беды, призывая торопиться. Да только чародей, свыкшийся со своим низложением, не распознал волшебство.