Охота на ведьму

Но всё же имелась в рассказе эльфийки одна деталь, о которой Торою не было известно. Деталь эта устно передавалась каждому владельцу старинного ножа и более никем и нигде не разглашалась. Дело было вот в чём… Согласно тайному предупреждению Рогона, воспользоваться ножом мог лишь низложенный волшебник, лишь один раз и только в том случае, если им не руководили тщеславные помыслы. Иными словами, если маг не жаждет обретения Силы. Очередной из знаменитых рогоновских ребусов. Вот вам, дорогие потомки, источник Могущества, но, не приведи Сила, воспользоваться им из соображений корысти.

Об этой-то тонкости и собрался умолчать Ёлис. Он искренне рассчитывал, что в надежде обрести Силу, Торой вонзит волшебный нож себе под рёбра. Нет живого свидетеля запрещённого обряда — нет опасности разглашения тайны. А реликвия опять возвратится в руки прежнего хозяина.

Торой заскрежетал зубами от ярости, а когда первая злоба улеглась, с подозрением посмотрел на гостью:

— Лита, а откуда тебе известны детали этого заговора?

Эльфийка повела точёными бровями:

— Есть такое чудное зелье, как алтан-трава, — в голосе Бессмертной плескалось столько едкого коварства, что у волшебника нехорошо ёкнуло сердце, — подсыпаешь её в вино, угощаешь им супруга, а, когда тот засыпает, расспрашиваешь его, о чём хочешь.

Лита подмигнула Торою. Тот лишь покачал головой и спросил:

— И откуда у тебя такое снадобье, милая?

Рыжеволосая гостья тонко улыбнулась:

— Мама подарила. На свадьбу. Это традиционный тайный подарок по женской линии. — И она невинно хлопнула ресницами.

Торой содрогнулся — ну, и семейка! Да парочка этих остроухих — пострашнее всей Гильдии чернокнижников!

— Послушай, — чародею внезапно стал крайне любопытен один, в общем-то, и без того ясный момент, — а если бы ты не держала зуб на сородичей, рассказала бы мне об их замысле?

На лице Литы отразился искренний ужас:

— Да как тебе только в голову такое могло придти?! — брови взлетели вверх. — Предать семью? Никогда! Но сейчас мне важнее досадить свёкру. Это месть за унижение, которого я вовсе не заслужила.

Маг смотрел в прекрасные глаза, на безукоризненное лицо и дивные рыжие локоны, испытывая неподдельное отвращение. И вот эти-то волшебники, а также им подобные низложили его, считая опасным злодеем?

— Что с тобой? — Лита поспешно встала с ложа. — Почему ты бледный?

Торой искренне ответил:

— Это же гадко, Лита.

Эльфийка отстранилась на шаг:

— Я тебя спасла! А ты говоришь, это гадко? Вот уж, действительно, мужская неблагодарность! Или думаешь, я солгала? В таком случае, присягаю своим происхождением.

Он кивнул, хотя и без того верил собеседнице — сделка с Ёлисом изначально казалась слишком выгодной. Но всё-таки даже из благодарности к Лите Торой не стал лукавить.

— Конечно, гадко. Не устраивает муж, не живи с ним. Уйди. Найди другого. Сила вас всех возьми! Да вообще не выходи замуж! Ты молода, красива, богата, бессмертна, зачем менять пелёнки чужого ребёнка? Зачем подсыпать мужу алтан-траву, мстить свёкру, нести печать унижений через всю свою невыразимо долгую жизнь?

Лита с трепетом слушала, и глаза её становились всё больше и круглее, наполняясь истинным ужасом. Наконец, когда Торой замолчал, она прошептала с восторгом и страхом одновременно:

— Волшебник, теперь я понимаю, почему тебя низложили. Для тебя не существует обязанностей и долга! Как ты можешь так жить?

Торою показалось, будто мир пошатнулся. Ему-то думалось, что всё произнесённое — самые насущные азы порядочности, которые способно понять любое, даже самое бестолковое создание. А на деле выходило, что он бунтарь — инакомыслящий и опасный.

Лита замерла в двух шагах, посматривая на мага с нескрываемым интересом. Обычно так смотрят на какого-нибудь редкого гада — змею или паука — с любопытством и отвращением одновременно. Наконец, эльфийка шагнула к волшебнику и, вдруг, прильнула к нему всем телом. Пробежалась ладонями по волосам, притянула за затылок и припала поцелуем к губам.

Тошнотворная гадливость переполнила Тороя. Он не отстранился — отшатнулся. Она целовалась, словно кабацкая девка, с исступлённым ожесточением впиваясь в его рот. Волшебник вытер губы.

Лита с удивлением смотрела на него. Она не понимала отказа. Прекрасной эльфийке, мучимой ревностью и обидой, хотелось отомстить мужу. Унизить Натааля! Растоптать! И Лита понимала, другого шанса на месть в ближайшее время не представится, а тут вот он — молодой красивый инакомыслящий колдун. Тем больнее хлестнёт Натааля её поступок. Что ж, пусть чувство вины и одиночества сломит его окончательно, если не сломило ещё горе по умершей любовнице.

Торой понял всё. Он оттолкнул красавицу, теперь она была ему так же неприятна, как её свёкор, муж и многочисленные родственники. Волшебник смотрел на гостью и понимал, что ни дивные локоны, ни безукоризненность черт не делают её больше привлекательной. Наоборот, вся она стала какой-то кукольной, приторно-безупречной и этим глубоко неприятной.

— Уходи. — Он отступил на шаг. — Благодарить не буду. У злобного колдуна проблемы с воспитанием.