Охота на ведьму

Торой кивнул. В конце концов, от него требовалась ничтожная малость.

* * *

Ребёнок плакал. Новоиспечённый эльф требовал срочной замены пелёнок. Однако никто не суетился возле плетёной колыбельки, в которой лежал надежда и опора семейства Ёлиса — трёхмесячный бессмертный волшебник. Увы, пока «надежда и опора» являл собой безостановочное устройство по производству грязных штанишек.

Сыновья Ёлиса, совершенно обессиленные, сидели в креслах, расставленных вокруг колыбели. Лица у всех бледные, пальцы рук нервно подрагивают, длинные волосы слиплись от пота. Из всех участников некромансеровского таинства только низложенный Торой чувствовал себя превосходно.

На низенькой оттоманке (которую эльфы по настоянию Тороя собственноручно приволокли из соседних комнат), откинув голову на спинку-валик, лежал «жертвенный». Живой, здоровый и даже, по-прежнему, бессмертный. Торой в очередной раз восхитился ловкости провёрнутой Ёлисом интриги. Старый маг продумал всё до мелочей. Созвал тринадцать сыновей для проведения обряда, а «жертвенным» избрал собственного внука, родившегося слабоумным лет триста назад. Как известно, на таких магия не действует. И вот, ущербный рассудком внук Ёлиса пропустил через себя Силу, которую (под руководством Тороя) его родственники вкачивали в маленького лефийца.

Кстати, о лефийце. Он, наконец, устал надрываться и увлёкся сосанием пальца. Воцарилась тишина. Кто-то из эльфов с облегчением вздохнул. Низложенный маг с сомнением посмотрел на еле живых бессмертных. Поняв, что от них сейчас не то, что благодарности, а даже и простого мычания не добьёшься, он решил, что вознаграждение за труд может подождать до утра.

Один из сыновей Ёлиса, кто именно, Торой так и не понял (все они были на одно лицо) еле слышно произнёс:

— Спасибо, некромант…

Торой обернулся, ничем не выдав накатившей злости — гляди-ка ты, ещё полчаса назад эти остроухие почтительно называли его магом и через слово кланялись, а теперь, едва дело сделано, миндальничать перестали.

Поэтому опальный волшебник тихо ответил:

— Не благодари меня. Вы сами это совершили.

Торой прекрасно понимал, что родовичи Ёлиса испытывают к нему, отщепенцу, не просто с презрение — брезгливость. И этого он никак не мог понять. В конце концов, чем четырнадцать эльфов, принявших участие в обряде Черной Магии, лучше, чем он — тот, кто помог им не почить в процессе?

Лицемеры проклятые! Маг направился прямиком в отведённые ему покои. Длинные коридоры старинного замка навевали тоску обилием арок и пестротой мозаичных полов. Всё здесь было ажурное и изящное — искрящиеся колонны из прозрачного гномьего камня, резные карнизы, затейливые орнаменты. Последние своей эфемерностью действовали на нервы — иногда по ним пробегала зыбкая рябь, после чего изображение таяло и причудливо меняло очертания. Окончательную нереальность происходящему придавали колеблющиеся на невидимых сквозняках легкие занавеси.

Бесповоротная досада обуяла Тороя, когда он по неосторожности запутался сапогом в одной из этих трепещущих драпировок. Рассвирепев неизвестно на что, волшебник содрал колышущиеся шелка на пол и совершенно разъярённый ворвался в отведённые ему комнаты.

Здесь обстановка была не менее пафосной — множество портьер, низкие диванчики, скамеечки для ног, цветы белой терцены в вазах и прочая показуха. Торой с тоской посмотрел на царящее кругом великолепие и рухнул на низенькую оттоманку. Несмотря на поздний час, магу совершенно не хотелось спать, и он окончательно изготовился умереть от скуки.

Погружённый в мрачные раздумья, Торой не услышал, как открылась высокая дверь. Взметнулись шелковые занавески на окнах, дрогнули портьеры, со стоящих в вазе терцен сорвало сквозняком несколько лепестков. Маг обернулся, недоумевая, кто бы мог нарушить его уединение — эльфы еле живы, а слуг из замка отослали…

* * *

Она не шла. Плыла. Заплетённые в косу волнистые волосы отливали медью, бирюзовое платье туго обтягивало высокую грудь, во впадинке между ключицами, словно капелька пота, блестела бриллиантовая подвеска. Торой в удивлении привстал, забыв слова приветствия. Эльфийка замерла в двух шагах и несколько мгновений довольно-таки беспардонно разглядывала низложенного волшебника.

Человек безмолвствовал и в ответ на бестактное вторжение тоже пристально рассматривал приёмную мать новоиспечённого маленького эльфа. Она же, по-прежнему молча, подплыла к балконным дверям, отбросила реющие на ветру шелка и затворила распахнутые створки. На какой-то миг гостья застыла возле окна, прислушиваясь. Маг смотрел на неё и от всей души надеялся, что ничем не выдаёт немого мальчишеского восторга. Только теперь он понимал, отчего Золдан называл эльфиек «совершенством, воплощённым в материю». От подобной нечеловеческой красоты и впрямь захватывало дух.