Охота на ведьму

Девушка закрыла окно на шпингалет и запечатала его ещё одним, но уже менее нервным пассом. Пленник увидел, как щель между створками исчезла, словно её никогда и не было.

Как глупо! Попасться в ловушку безграмотной ведьмы! Обречённый на смерть рванулся, хотя прекрасно понимал — спастись невозможно. Тюк с одеждой превратился в огромный колышущийся гриб — гигантскую подвальную плесень. Жадно подрагивающие поры обхватили ноги жертвы и с влажным чмоканьем присосались к живому.

Яд хлынул в кровь. Грудь сдавило судорогой. Ещё пара мгновений и сердце остановится. Навсегда. Торой с невысказанной яростью посмотрел на стоящую возле окна ведьму. Смешно, но маг был взбешён вовсе не вероломством колдуньи (вот уж диво!) и даже не грядущей кончиной, а одним совершенно очевидным резоном — она не знала. Ничего про него не знала! Будь Люция в курсе, то не тратила бы свою невеликую Силу на эту канитель. Девчонка вообще совершенная невежда от колдовства, иначе как объяснить такую ловушку? Да, непереносимо унизительно попасться в силки неграмотной бесталанной дурочки!

С этой полной досады мыслью пленник обмяк и упал в жадно подрагивающие поры огромного гриба.

* * *

Когда Торой открыл глаза, то увидел, к своему удивлению, не призрачные тени Мира Скорби, не яркий свет в конце длинного тёмного коридора и даже не давно почивших знакомцев, а… потолок. Высокий с аляповатой и очень узнаваемой лепниной. Где-то он уже видел похожую… ах, ну да! Снаружи дом украшен такими же безвкусными цветками-лепестками. К счастью, искажённые морды горгулий со стен не скалились. Даже от сердца отлегло.

Впрочем, что потолок! Вот давящая слабость в теле — это заслуживало внимания. Пленник не мог даже пошевелиться, только беспомощно скосил глаза, чтобы оглядеться. Комната оказалась той самой, в которую его заманила ведьма. Пустоту скрашивали тяжёлая штора на окне, канделябр с ярко горящими свечами да склизкое пятно на голом полу — след Гриба. Кроме всей этой роскоши и пленённого мага рядом никого не было.

Узник кое-как собрался с силами и попытался шевельнуться. Ох! После знакомства с Ведьминым Грибом в теле поселилась необоримая слабость. Зато Люция, небось, сейчас собой гордится! Думает, поди, что обманула Великого Волшебника. Теперь, дура деревенская, окончательно уверует в своё могущество. Торой, наверное, рассмеялся бы мстительным едким смехом, но, увы, не смог — не хватило сил.

В это самое время где-то в глубине дома раздались торопливые шаги. Пленник, кряхтя, неуклюже сел и устремил ненавидящий взгляд на дверь. Конечно, следовало бы геройски схватить огромный канделябр да приласкать им того, кто сейчас войдёт, но, увы. Всё, что чародей мог сделать, это горделиво выпрямиться — раз уж его, балду, оставили в живых, нужно хоть держаться достойно.

Ну, а пока Торой обвинял себя во всех известных злоключениях, створчатая дверь приоткрылась. Пламя свечей дрогнуло, и на пороге появилась давешняя ведьма. Одета она была, разумеется, иначе — вместо суконного наряда, выданного волшебником, облачилась в трогательное ситцевое платьишко. Прямо-таки невинная пастушка!

Маг встретил вошедшую самым свирепым взглядом, на который только оказался способен. Вошедшая же уставилась на мага с удивлением — не думала, что так быстро очнётся, растерялась. Люция подоспела для того, чтобы привести Тороя в чувства, а он, оказывается, опамятовался без посторонней помощи. Вот и гадай теперь, то ли ведьмочка оплошала с колдовством, то ли волшебник оказался непомерно силён. Воцарилась неловкая тишина.

Первой её нарушила девушка — сказала, зачем-то пытаясь оправдаться:

— По-честному ты бы сделал меня в два счёта.

— Ага. — Промычал маг, не найдя в себе сил говорить членораздельно.

— И ничего не спросишь? — колдуночку, похоже, уязвило подобное равнодушие.

— Нет.

Вести беседу волшебник попросту не мог, но зачем юной ведьме об этом знать? Снова повисла неловкая пауза. Люция ожидала проклятий, вопросов, обвинений, угроз, наконец! Но молчания?

Наблюдая за гаммой чувств, промелькнувших на лице девушки, Торой и бесился, и забавлялся одновременно. У этой самоуверенной особы хватило наглости пленить волшебника, но… врождённое простодушие не помогло скрыть острого чувства вины, как, собственно, и удивления, что афера оказалась по зубам. И тут же чародей напомнил себе, что именно эта кажущаяся бесхитростность оставила его в дураках.

— Беги… — с расстановкой выговорил Торой, — во весь дух…

Договаривать он не стал — от усилий, потраченных даже на эти короткие фразы, лоб покрылся испариной, а кровь загрохотала в висках.

Девушка вздохнула, мол, ох, уж эти мужчины, и со всей возможной ласковостью произнесла:

— Торой, это особенная комната. Здесь нельзя творить волшебство, так что не угрожай попусту.

Он вяло усмехнулся:

— Я… здесь… ненадолго… — блеф, по привычке, давался легко.