Охота на ведьму

Он поморщился. Ведьма подивилась эдакой чувствительности, как-никак, Торой всё же не брезговал чернокнижием, а где чернокнижие, там и до некромантии недалеко. А уж, прямо скажем, с чего бы некроманту бояться покойников? И тут же Люция вздрогнула сама да с ещё большей жалостью поглядела на безмятежно улыбающегося мальчика с труднопроизносимым именем Элукс. Бедняжка…

— Как ты думаешь, что здесь произошло? — снова зашептала ведьма. — Ну, почему они все умерли и стали похожи на сушеные грибы?

Горькая усмешка тронула губы волшебника, подивившегося сравнению скукорженных человеческих тел с сушеными грибами.

— Я не знаю, Люция, — честно признался маг, высыпая загадочные порошки в пиалу с бульоном. — Но думаю, Элукс поможет кое-что прояснить.

По склонённой набок голове ведьмы волшебник понял — Люция не сообразила, что именно он имеет в виду — тратить же время на объяснения Торою было попросту жаль. А потому он занялся делом, подарив ведьме увлекательную возможность теряться в догадках. И Люции, увы, не осталось ничего иного, как досадливо наблюдать за странными манипуляциями. Маг тем временем подошёл к рисовальщику, осторожно, но настойчиво согнал с его коленей Кошеньку и вложил в безвольные руки пиалу с бульоном.

— Послушай, мальчик, ты очень устал, убираясь здесь, ведь так? — Голос чародея, казалось, наполнился тихим шелестом ветра, таким мягким, таким убаюкивающим…

Странное дело, Люция неожиданно почувствовала, как её измученное долгой конной поездкой тело начинает отзываться на этот вкрадчивый голос покорной слабостью и обволакивающим рассудок безразличием. Волшебство! Девушка встряхнулась и быстро-быстро принялась доставать из мешка остатки провизии — нужно срочно себя чем-то занять, иначе Тороевы чары коснутся не только подмастерья. Однако против воли ведьма всё ещё продолжала прислушиваться к голосу-шелесту.

На вкрадчивый вопрос мага юный рисовальщик покорно и равнодушно ответил:

— Да, Элукс очень устал. Все бросили Элукса и оставили ему страшный беспорядок.

Торой нахмурился — юному подмастерью час от часу делалось хуже и хуже, словно сумасшествие всё теснее оплетало его рассудок своей липкой паутиной. Паренёк смотрел в одну точку и непрестанно покачивался всем телом. Вперёд, назад, вперёд, назад, вперёд, назад… Чародей предпринял попытку удержать мальчика за плечи и, надо сказать, попытка эта даже увенчалась относительным успехом — покачиваться, словно ковыль под ветром, Элукс перестал — теперь туда-сюда болталась только его голова.

— Вот, выпей, и сразу станет легче. Ты уснёшь, а, когда проснёшься, всё будет как прежде, — мягко сказал маг, осторожно размыкая судорожно сцепленные ладони — все в пятнах засохшей краски.

Паренёк поднял на чародея бессмысленные, полные детской надежды глаза и прошептал:

— Правда? — из левого глаза выкатилась тяжёлая одинокая слеза.

— Правда, — убеждённо соврал Торой. — Пей.

И Элукс выпил зелье, которое предложил ему незнакомый волшебник. Зелье оказалось горьким и невкусным, это так обидело мальчика, что он заплакал навзрыд. Впрочем, слёзы быстро высохли, и на рисовальщика навалилась блаженная истома. Он закрыл глаза и обмяк, утонув в огромном уютном кресле.

— Люция… — Торой стремительно переставил на стол полупустую пиалу с зельем, едва не выпавшую из ослабших рук паренька. — Мне нужна твоя помощь, быстрее, зелье действует недолго и скоро наш горемыка…

— Умрёт?! - всплеснула руками ведьма. — Ты убил мальчика?

Маг бросил на свою спутницу испепеляющий взгляд:

— Скажи, ты хоть иногда можешь подумать обо мне не как о кровожадном самодуре, а? — огрызнулся он, торопливо растирая ладони, и пояснил. — Я лишь собираюсь аккуратно проникнуть в сознание этого несчастного. Бедняга жутко настрадался, поэтому придётся использовать самые щадящие методы. Держи его за голову.

Ведьма, которой держание жертвы за голову уж никак не казалось щадящим методом, всё же покорно стала за спинкой кресла и крепко стиснула виски безвольного Элукса.

— Отлично. Так и стой. Это на тот случай, если он вдруг дёрнется во сне. — Торой ногой придвинул к креслу табурет и уселся аккурат напротив рисовальщика. — Так что, если дёрнется, не пугайся, он спит очень крепко и не видит снов, любые судороги — лишь отзыв тела на то или иное воспоминание.

Маг подумал и закончил:

— Ну, а если дёрнусь я… Значит плохи наши дела.

Ведьма испуганно открыла рот, чтобы отговорить волшебника от опрометчивого поступка, но чародей лишь махнул рукой и раздражённо пробормотал себе под нос:

— Эх, давно я этого не делал…