Охота на ведьму

Вот так. Не больно-то и поспоришь. Торой против воли улыбнулся. Да, хороша колдуночка — где сядешь, там и слезешь, и впрямь на Тьянку чем-то похожа. Только вот Тьяна, она, поуклюжей была, не такая растяпа неловкая. И он снова расплылся в улыбке.

Когда все обитатели покоев собрались в каминной зале, за окном по-прежнему шелестел нудный дождь. Люция с суровым и значительным видом наставляла волшебника, которому оставалось лишь примерно выслушивать все её замечания да кивать (по возможности не выказывая нетерпения).

Элукс отыскал где-то цветные карандаши и теперь безостановочно рисовал с натуры. Благо, натуры было, хоть отбавляй. Стремительные штрихи летели по бумаге, запечатляя малейшее движение, малейший порыв. На одном альбомном листе таких застывших мгновений было не меньше шести — вот Люция, обозначенная лишь несколькими точными штрихами, стоит над утонувшим в кресле волшебником, вот Торой что-то спрашивает у неё, склонив черноволосую голову к плечу, вот Илан с Кошенькой застыли возле камина и смотрят на говорящих. Едва только свободное пространство на листе заканчивалось, рисовальщик ловко переворачивал страницу и продолжал прерванное занятие — то несколькими движениями карандаша обозначал пляшущие в камине сполохи пламени и пятнистую кошку у кресла, то мальчика, стоящего рядом с волшебником, то снова волшебника и озадаченную девушку.

— Я не знаю, что это за заклинание, — говорила ведьма, назидательно помахивая пальчиком перед лицом в конец истомившегося волшебника. — Не знаю, как оно подействует, поэтому будет всего лучше, если ты при малейшем подозрении на опасность позовёшь меня. Для этого просто представь себе руну Чи'ен. Я буду рядом и услышу твой посыл и тогда прочитаю отворотное заклятье, которое снимает любые чары. Во всяком случае, моя бабка говорила, что снимает.

Торой послушно кивал, но внутренне весь подобрался — так не терпелось уже перейти от разговоров к делу, однако перед тем, как начать колдовство, волшебник поманил к себе настороженного Илана. Мальчишка бочком подошёл и опустился на подлокотник кресла.

— Илан, запомни, если что-нибудь случится, ты здесь единственный мужчина, и должен во всём помогать Люции, понятно?

Внучок зеркальщика серьёзно кивнул и шёпотом спросил:

— А как же Элукс? Он ведь старше…

Волшебник отрицательно покачал головой:

— Элукс художник, он сильно рассеян, так что ты должен быть взрослым за вас обоих.

Похоже, это объяснение вполне устроило мальчика, однако он всё же осторожно уточнил:

— Но с тобой ведь ничего не случится?

— Нет. А теперь тихо, нужна тишина.

Люция дождалась, пока Илан отлепится от Тороева кресла и, наконец, дала отмашку:

— Начинаем. И помни, чуть что — зови меня.

— Да понял я, понял. — Отмахнулся Торой и развернул перед глазами лист с рунами — можно подумать, без многомудрой Люции он, ну никак не справится.

Ведьма же торжественно откашлялась и начала нараспев произносить слова непонятного заклинания, точнее даже не слова, а звуки, из которых оно состояло. Странно, но в устах колдуньи они приобрели совсем иное звучание — некоторое удивительное своеобразие напева — завораживающего и отрывистого.

Маг впился глазами в начертанные Рогоном руны. В этот раз прояснение наступило быстрее — волшебнику даже не понадобилось должным образом всматриваться, чтобы увидеть-таки загадочную Чи'ен — она сама выплыла навстречу из мелкого рунического узора, будто отделилась от листа бумаги, становясь с каждой секундой всё осязаемее, плотнее и объёмней. И снова у Тороя закружилась голова, точнее нет! Только сейчас он понял — кружилась вовсе не голова, кружилась комната. Но вот стены покоев, словно от удара, прянули в стороны, унеслись куда-то вдаль. Краем глаза волшебник увидел, что люди, находившиеся рядом с ним — Люция, Илан, даже Элукс становятся каким-то полупрозрачными и… плоскими, словно это они, а не диковинная руна были нарисованы. Ведьма всё ещё читала заклинание, но маг уже не слышал отрывистых гортанных словоречий — мир, до этого момента бывший реальным — изменялся и таял вместе с теми, кто его населял.

Лишь теперь Торой понял, что уже не сидит в кресле, а стоит на полу покоя, окружённый призрачными тенями своих спутников. Голос колдуньи таял где-то в необозримой пустоте, потрескивание дров в камине и вовсе растворилось в безмолвии, а стены комнаты, как собственно и потолок, навсегда исчезли. Теперь волшебник стоял как будто бы на вершине башни, вот только вершина эта по-прежнему сохраняла меблировку комнаты — также лежал на полу красивый чёрный ковёр, так же стояли кресла и возвышался камин… Но теперь по комнате проносился ничем не сдерживаемый ветер, а там, где заканчивался каменный пол…