Волшебник досадливо хлопнул ладонью по скамье. И это "Ах!", этот удар и неожиданная горячность совершенно обезоружили Тороя. Только теперь он, наконец, понял, что рядом с ним находится не легендарный маг, не дюжий богатырь в странной деревенской одежде, не властитель дум и не кумир детства. Перед ним обычный человек, которому очень, очень хочется, нет, даже не оправдаться, а попросту поделиться рассказом о случившейся много десятков лет назад несправедливости.
И ученик Золдана смертельно пожалел о том, что не может вызнать у волшебника все подробности давешней магической сшибки, узнать, наконец-то, правду.
— В общем, слушай. Зеркало это, как гласят легенды, было создано для волшебников, оно, якобы, могло показывать то, что чародеи видят только
Торой жадно слушал старинную легенду, но по-прежнему ничего не понимал. Наконец, устав вникать, спросил напрямик:
— Рогон, так что же это за зеркало? Какое в нём проклятье?
Великий маг грустно улыбнулся и ответил:
— Вместо того чтобы отражать чужую Силу, зеркало жадно её поглощает, а при проведении должных обрядов и вовсе может вытянуть Могущество вместе с жизнью. Ну, во всяком случае, бытовало такое мнение.
Торой откинулся к стене — округлые брёвна избы больно впились в спину, но чародей этого не заметил. Он вспоминал "Перевёрнутую подкову", уродливое зеркало на стене и барную стойку, за которой день ото дня принимала посетителей жизнерадостная Клотильда.
— Стало быть, зеркало может низложить многих магов? — уточнил волшебник.
Рогон кивнул. И вдруг, в эту самую секунду, Тороя совершенно некстати словно потянуло прочь из тела — убогая комната поплыла перед глазами, утрачивая точность очертаний, откуда-то издалека донеслись неразборчивые гневные призывы и, как будто, пощёчины. Люция пыталась разорвать чары! Перепугалась, небось, крепкому сну спутника и теперь пытается его «вызволить» из лап коварного Рогона.
— НЕТ! — Торой буквально впился взором в соединяющие его и Великого Мага нити Силы. Вот одна из них лопнула, не выдержав напряжения, за ней другая, третья. Волшебник сделал попытку удержать рвущиеся чары, и неимоверным усилием воли ему это удалось. Вцепившись в широкие плечи Рогона и, едва ли не намертво прирастая к магу, Торой пеленал и опутывал себя и своего собеседника новыми и новыми нитями Могущества.
Так дико волшебник не чувствовал себя никогда в жизни. Торою одновременно казалось, что он куда-то бежит, а струи дождя хлещут его по лицу, и в то же самое время, он чувствовал (хотя и чуть менее явственно) тепло очага, плечи Рогона под своими ладонями и дощатый пол под неподвижными ногами.
В свою очередь Великий Маг тоже вцепился в собеседника, не позволяя заклинанию развеяться.
— Торой, — кричал он из какой-то смутной дали сквозь вой ветра, шелест дождя и звонкое хлюпанье луж, — зеркало может уничтожить только последний из рода Создателей! Я думаю это тот самый мальчик, за которым охотится ведьма. Зеркало нужно,
Голос стал ещё глуше и продолжил стремительно удаляться, так что последние слова поглотило невнятное эхо. Руки Рогона также постепенно утрачивали плотность, становясь полупрозрачными руками призрака. А кто-то (да чего там гадать, ясно кто — Люция) тем временем неумолимо тянул сознание Тороя прочь из сна. Но волшебник всё ещё цеплялся за смутные обрывки видения, всё ещё тянул к ускользающему магу тонкие нити своей Силы. Ещё одной встречи у них не будет. Никогда. Значит надо успеть, надо успеть спросить едва ли не самое главное.
— Рогон! — яростно проорал волшебник вслед исчезающему призраку. — Рогон, кем был Алех? Кем был эльф Алех?!
Великий Маг стремительно таял в воздухе, словно бы уносимый порывом ветра. Стены избушки ринулись прочь, исчезая в темноте, крышу, будто снесло ураганом, вот растворилась в воздухе немудрёная обстановка комнаты, а потом откуда-то издалека всё-таки донёсся ответ волшебника:
— Алех? Алех был отличнейшим ведьмаком…