Охота на ведьму

Волшебник повернулся к спящей ведьме. Какой крохотной и беззащитной она ему показалась… Девушка сжалась в комочек, ютясь на краешке топчана, Илан безмятежно дрых слева от неё возле стены, заботливо укрытый одеялом. Надо же, обо всех побеспокоилась, а сама лежит нагишом, ноги в подол кутает. Торой покачал головой, поднял с пола одеяло, под которым спал, и осторожно, чтобы не разбудить, укрыл им Люцию. Однако колдунка в последние часы, видимо, слишком часто просыпалась, проснулась и теперь. Открыла сонные зелёно-голубые глаза и изумлёно уставилась на Тороя.

В ярком свете белого огонька маг казался едва ли не бледнее снега, но он поднялся на ноги! Сумел одеться! И, похоже, неплохо себя чувствовал… Ведьма порывисто села, скинув одеяло.

— Ты жив? — её голос был таким усталым, таким изумлённым и отчаявшимся, что Торой растерялся.

— Жив.

Он лишь сейчас увидел, что губы девушки обветрены и ко всему ужасно потрескались. Колдунья смотрела на мага, не веря своим глазам, а потом высокие чёрные брови жалко дёрнулись, и Люция разревелась. Да, именно разревелась. Не разрыдалась, не расплакалась, а разревелась, по-детски изогнув губы, захлёбываясь в слезах. И повисла на Торое, душа его в объятиях:

— Я думала, ты не выживешь, у меня так мало трав, и я с перепугу забыла все заклинания, а ты был весь белый и даже дышал через раз. Я еле тебя дотащила до этой сторожки, а потом боялась, что усну и заставила огонёк меня будить. Но он такой трусливый, что будил по поводу и без, я почти не спала, я так устала…

Она уткнулась волшебнику в плечо и снова заревела навзрыд.

Торой осторожно обнял девушку, пересадил её к себе на колени, чувствуя, как содрогается от плача худенькое нескладное тело. Эта нервная дрожь была заметна даже сквозь толстое одеяло, в которое маг завернул свою спасительницу. Волшебник гладил ведьму по растрепавшимся волосам и укачивал. Через некоторое время слёзы иссякли, Люция перестала всхлипывать. Тогда-то маг и заметил, что руки девушки, судорожно вцепившиеся в его рубаху, сплошь покрыты какими-то порезами, царапинами, ранками и синяками.

— Что с твоими руками? — Торой осторожно взял изувеченную ладонь ведьмы и теперь пристально разглядывал.

Люция икнула и пояснила:

— Это я тебя положила на плащ, а потом, за углы тянула его по снегу, а ты постоянно сва-а-а-аливался-я-я-я… — и ведьма снова разрыдалась от пережитого страха и от жалости к себе.

Торой опять погладил её по волосам и прошептал:

— Ну, что же ты какая трусишка мне досталась? И плачешь всё время… — он обнимал подрагивающие плечи и тупо смотрел перед собой.

Она тащила его через лес? Не бросила в снегу? Изранила все руки, устала, а потом не спала только из-за того, что каждые полчаса его нужно было поить снадобьями, чтобы не помер?

— Люция, почему же ты руки не вылечила отварами? — спросил он, чтобы хоть как-то отвлечь девушку. Утешать Торой не умел, да и не знал он слов утешения, всегда был чёрствым, чего уж греха таить…

Ведьма вытерла заплаканное лицо уголком одеяла и ответила:

— Тогда бы не хватило трав, чтобы тебя лечить, руки сами заживут… Ты ведь больше не будешь умирать? — она шмыгнула носом и облизала больные губы.

— Не буду, — уверенно успокоил её волшебник и осторожно убирал с заплаканного лица прилипшие волосы. В словах его было столько твердости, что колдунья успокоилась.

А Торой всё никак не мог придти в себя от изумления. Сила побери! Как вообще смогла худенькая — того и гляди, чтобы ветром не унесло — девчонка тащить человека гораздо крупнее себя и не просто тащить, а дотащить?

— Не плачь. — Бестолково повторил он, взял израненные ладони и накрыл их своими.

Люция прижалась пылающим лбом к плечу мужчины и в последний раз всхлипнула, а когда маг отпустил её руки, ведьма с удивлением увидела, что на них не осталось ни единого следа от прежних саднящих и ноющих ран. Кожа стала нежная, белая, словно у знатной девицы, не избалованной тяжёлым трудом. Колдунка широко распахнувшимися глазами смотрела на Тороя. Она хотела было что-то сказать, но волшебник осторожно провёл указательным пальцем по обезображенным воспалённым губам, словно стирая с них боль.

Ведьма уютно устроилась на коленях чародея, сжалась в комочек и почувствовала, как Торой гладит её озябшие ноги. Она благодарно улыбнулась и прошептала:

— У тебя в сапоге был нож, я его не трогала, он лежит на лавке.

Торой кивнул и задумчиво поцеловал Люцию в макушку:

— Ты спи, а утром я тебе расскажу кое-что.

Она сонно кивнула и, выпростав одну руку из одеяла, обняла ею мага.

Торой сидел, боясь пошевельнуться, а потом осторожно положил ведьму на топчан. Худенькая рука соскользнула с его плеча, но волшебник успел подхватить её прежде, чем она упала на доски. Маг осторожно погладил тонкие едва ли не прозрачные пальчики и неожиданно понял, что никогда прежде не видел ничего прекраснее.

— Спи, — прошептал он.

Болотный огонёк скользнул из-под потолка и преданно повис у Люции над головой, словно верный страж.