– А то и случилось, – к ним спустилась немолодая дама с немного отечным, перепудренным, но все еще хранившим остатки былой привлекательности лицом, и даже в летах сохранившая волнующие формы. Ее плечи и начало пышной груди были вызывающе открыты – мадам все еще хотелось выглядеть красоткой. – Доигрался наш постоялец. Донесли-таки! Видишь, вся полиция Семиярска тут!
– А-а, – протянул сторож. – Тогда ясно… он того… лишковал в эти дни, ой как много лишковал! Рукоприкладствовал даже…
– Доброе утро, мадам Ракитина, – холодно поздоровался майор Жабников и, еще не совсем понимая, куда клонит хозяйка, грозно спросил: – Горазд Рыжин у вас?
– Я ж говорила тебе, – мадам обратилась к сторожу, – сколько бы веревочке ни виться, конец будет. Он уже по всем нашим девкам прошелся, – объяснила она Жабникову, взглядом профессионалки разглядывая мужчин, – всех, кто живет в этом доме, поимел, разве что кроме меня, Матрены и сторожа нашего. А Люльку Ссадину и Милку Колбасьеву уже и отлупить успел. Особенно Люльке досталось. Они теперь переживают. За мордашки-то свои. А теперь запой у него. И все равно посещать его требует, – с усмешкой добавила она. – Ну, так деньги уплочены, – пожала полными голыми плечами мадам, – мы готовы порадовать Горазда Никитича. Лишь бы не колотил больше никого. Кто вызвал-то вас?
– Вам лучше этого не знать, мадам, – сказал майор Жабников. – К вашему публичному дому это отношения не имеет.
– Вот как?
– Именно так. Он вооружен?
– Кто, Рыжин?
– Разумеется.
– Да он в стельку! – развела она руками. – Был у него револьвер – так мы его убрали от греха подальше.
– И на том спасибо. А теперь проводите нас к нему.
– Матрена! – крикнула мадам Ракитина.
– Матрена! – завопил сторож.
Вышла еще одна женщина, пожилая, что ведала тут по хозяйственной части. Одетая скромно и грозная видом.
– Отведи господ полицейских к Рыжину, – попросила Ракитина.
– Слушаюсь, мадам, – ответила та. – Идемте, – кивнула она на лестницу. – Я бы сама его скрутила, бывали дела, да уж больно здоров!
Мы вышли на второй этаж. Из дверей выглядывали заспанные мордашки девиц. Парочка чмокнули губами в направление полицейских. «Я свободна, господа! – сказала одна. – Милости просим!»
– А блудницы-то хороши! – прошептал Степан мне на ухо. – И дом красив, и девки что надо! У-ух!
– Тс-с! – бросил я. – Не за тем мы здесь! А домик и впрямь веселый! – не смог не согласиться я. – «Мулен Руж» прям!
Из одной двери высунулась мордашка с подбитым глазом и распухшим носом.
– К Рыжину, господа полицейские? – спросила она.
Наша принадлежность распознавалась этими дамами сразу.
– К нему, красавица, – ответил один из сыскарей.
– Пристрелите его, – посоветовала она.
– Скройся, Люлька! – вполоборота рявкнула на нее Матрена.
Та с неохотой закрыла дверь. Мы вошли в апартаменты развратника и выпивохи. Он лежал в середине комнаты на боку, с задранной рубахой, голым вывалившимся брюхом, подложив ручищи под голову. И тяжело храпел.
– Забирайте вашего клиента, господа жандармы, – сказала Матрена.
– Опять везение? – усмехнулся Жабников.
– Сейчас увидим, – ответил я.
Мы обошли его кругом. Несмотря на свою фамилию, волосы и бороду Рыжин имел смоляные. Сальное лицо его горело от выпитого алкоголя. Он был похож на обожравшегося до полусмерти кабана, которому ни до чего нет дела. Даже до нагрянувших охотников! Жабников пнул тушу, но Горазд Рыжин только тяжело и громко всхрапнул. Пнул еще раз, но тот лишь неохотно дернулся. Тогда Жабников склонился над дрыхнувшим клиентом публичного дома.
– Рыжин! – на ухо ему завопил Жабников. – Горазд Рыжин!
Майор, жилистый и сильный, раскачивал его и так и сяк. Но тот лишь заливался храпом. Матрена, сторож и несколько девиц, которых этот бугай совсем недавно употребил по женской части, советовали, как им лучше трясти тушу. Но вот он стал приходить в себя. Бугай разлепил глаза и зачмокал губами.
– Рыжин Горазд! – Жабников склонился еще ниже. – Ты меня слышишь! Обезьяна?!
– У-у, лапуля! – прочмокал тот, тяжело поднял ручищу и похлопал широченной пятерней майора Жабникова по небритой щеке. – Водочки еще принеси, соловей!
– Вот сволочь, – пробормотал семиярский сыскарь Жабников. – Как таких земля носит? – Он распрямился. – Кадушку с ледяной водой, немедленно! И в наручники его! Утоплю гориллу!