Охота на Вепря

Скоро мы были на колокольне. На втором ярусе лежал труп в полушубке. Степан перевернул его.

– Вакула, подлец, – сказал он и не сдержался – пнул его.

Я смотрел в мертвое лицо. Мне запомнился этот низкорослый казак с могучими плечами. Даже несмотря на то, что пуля попала ему в лоб и разнесла череп, и кровь обильно залила морду матерой кабанинской зверюги.

– Теперь у него только двое помощников, и кто-то из них ранен, – сказал я. – Если не сам Дармидонт Михайлович. Я ведь и далее следом за ним пойду. По кровавому следу – хоть на край земли. Ты готов, Степа? Прямо сейчас надо выдвигаться. Только накажу им Жабникова хранить как зеницу ока, и в путь. Так готов?

– Зачем спрашиваете, Петр Ильич? – усмехнулся Горбунов. – И сами все знаете: я о такой охоте всю свою жизнь мечтал!

Глава девятая. По кровавому следу

1

Я хорошо запомнил ту ночь. Трое суток нас пытала пурга. Она заволокла небо, сбивала с ног. Это была та самая февральская метель, которую в аду замешивают черти, чтобы закрутить путников, сбить их с дороги и похоронить где-нибудь в чистом поле. Только что в санях, запряженных в тройку, мы вырвались за пределы Сызрани и теперь неслись вдоль Волги. И молились, чтобы не слететь в овраг, не сломать шею и не издохнуть подо льдом какого-нибудь озерца.

Мне, опытному сыщику, не доставило большого труда проследить путь Кабанина и двух его волков, один из которых, к счастью, был подранком. Три дня назад, у церкви на горе, ставшей последним оплотом Кабанина, нас отыскали охотники – местные помещики. Нашли через несколько часов после боя. Они решили показать своим гостям «недобрую церковь» и тут услышали пальбу. Что за военные действия в центре средневолжской губернии? Неужто полковые учения? А ведь так и подумали! У них были и лошади, и сани. Майора Жабникова первым с ветерком повезли к ближайшему врачу, а мы сопровождали его на помещичьих лошадях, конфискованных нами без разговоров, решая по дороге, куда мог уйти враг. Помещики, узнав, за кем идет охота, да кто охотники, сами рады были помочь. Зная всю округу как свои пять пальцев, они и подсказали нам наиболее возможные маршруты, по которым решили бежать преступники.

Едва мы добрались до первой почты, как застучал телеграф. Трудно было не запомнить такую тройку, а они, Кабанин, Никола и Микола, теперь решили держаться вместе и уходили от больших дорог. Но как ни был хитер зверь, которого я преследовал, как он ловко ни умел путать следы, и я был не промах. И если опасался чего-то, то лишь одного, что этот зверь, рассвирепев и решив поквитаться, может сам в любое мгновение оказаться за спиной охотника.

За моей спиной.

Несмотря на метель, трое суток с остановками и короткими ночлегами, то и дело меняя коней, мы со Степаном неслись в сторону Самары. Именно в ту сторону, по моим расчетам, сейчас шел Кабанин. Все его земли, все его имения были под надзором полиции. Последний оплот – брошенная церковь на краю Симбирской губернии – пал. Он был изгнан отовсюду. Его поджидали на всех вокзалах и таможнях. Его физиономию и морды его подельщиков знали не только все ищейки европейской части Российской империи, но даже станционные смотрели. Негласно Кабанин был объявлен врагом государства. Церковь публично предала его анафеме. Давно хотела!

Не было ему более пристанища, как изгнанному из рая демону.

Но в тот последний день февраля только мы – я и Степан Горбунов – оказались у него на хвосте. Шли без устали, мучая себя и коней. Извозчик из Симбирска был похож на мистического возницу из волшебной сказки, летящего вдогонку ночи, страшившегося утреннего перерождения; то и дело вставая черной тенью, он нахлестывал плеткой лошадей и выкрикивал одну и ту же фразу: «Шевелите копытками, кони мои серебряные, крутобокие, веселые! Бесценные скакуны мои, вашу растак!..»

И вот пурга стала стихать. Не одолела, выдохлась, сдалась первой. Мы сами не заметили, как минула полночь и наступил первый день весны. То и дело я посматривал вверх – луна желтой рябью проглядывала за лепившим снегом и не давала сбиться с пути. И становилась все яснее, ярче. И вся неоглядная волжская округа, спавшая в снегу, все сильнее золотилась в пронзительном лунном свете.

– Отступают! – счастливо пробормотал, кутаясь в полушубок, Степан. – Отступают, Петр Ильич!

– Кто отступает, Степан?

– Демоны злые! – отозвался он.

Извозчик, натерпевшийся с нами лиха, засмеялся.

– Там, Степка, так! – вполоборота крикнул он. – Пересилили мы лихо!

Тройка летела из Сызрани по заснеженному тракту вдоль Волги. Уже давно наступила ночь. А эту дорогу я знал хорошо! Впереди была Самара еще верст пятьдесят, и родной город!