Охота на Вепря

– Да какая разница, как? – вдруг чуть не обозлился он. – Чего только не бывает в жизни! Помню Русско-турецкую, шли мы в атаку, я тогда капитаном был. Моему солдату Ерофееву пуля в одну щеку вошла, а из другой вышла. Это пока он ура кричал. Ни одного зуба не задела! Вот это фокус! – Палев сунул фляжку обратно полковнику в руку: – Приложите к делу, – но испорченный предмет явно о чем-то напомнил генералу: он забрался за отворот шинели и вновь достал свою широкую флягу. Потряс: – Ага! Осталась еще четвертушка! – свинтил высокую крышку, вновь ставшую миниатюрной стопкой, налил в нее коньяку и вновь протянул мне. – Выпейте, Петр Ильич, вам это просто необходимо. И не думайте более ни о чем! В Самару, голубчик, в Самару! Ногу лечить! – и когда я, отбросив всякие мысли, выпил и с удовольствием зажмурился, генерал Палев добавил: – Домой, Петр Ильич, в родные пенаты!

2

В крошечном фамильном именьице Васильчиковых под Царевом, оставленном нам с братом на двоих, я зализывал раны. Со мной была Марфуша. Она приехала тотчас же, как это стало возможным. Ворвалась в спальню, обняла меня, да так горячо, как никто не обнимал раньше. Старый Федор, еще отцовский слуга, только покачал головой такому порыву барышни. И Агриппина, его супруга, горничная, прачка и кухарка в одном лице, тотчас же выглянула из-за мужниного плеча. Кто там к барину пожаловал?

Неужто невеста?!

В первый же вечер Марфуша сказала: «Я буду с тобой, Петруша, даже если ты оставишь меня простой содержанкой. Буду с тобой, пока не надоем. Пока тебе это будет нужно. Есть у меня пядь моей земли, чуть поболее твоей, граф Кураев и Сивцов одарили, дай здоровье одному и спаси, Господи, душу другого, но я там чужая». – «А граф Кураев, – спросил я, – неужто не предлагал место почти названой дочке своего друга?» – «Предлагал, – сказала она. – Но я отказалась: не хочу больше быть экономкой. С тобой хочу остаться. Все равно душе моей деваться некуда, одна я была в этой жизни без тебя. Так вот, милый».

Я был счастлив. И не надеялся, а вот тебе – пришло, как внезапно приходит любое чудо. За мной ухаживали, меня любили. Однажды мы лежали в спальне, на высокой старосветской кровати, набитой соломой, под старомодным балдахином с кистями.

Обнимались, целовались. Но давно один вопрос точил мне сердце, не давал дышать спокойно.

– Да что с тобой, милый? – в этот вечер почувствовав меня особенно, спросила Марфуша. – Чем истомился?..

– Расскажи мне о любовнике своем, – очень серьезно попросил я.

Она сдвинула бровки.

– О каком именно?

– Ты знаешь. О казаке Николе, о моем враге…

– О покойном враге?

– Именно.

– Рассказать я могу, – грустно улыбнулась она, – да только скажи, зачем? Зачем крутить сердце? Было да сплыло.

– Хочу знать о нем больше. Все равно ж умер…

– Не стану я о любовниках своих говорить, – мотнула головой Марфуша. – И не стану слушать мужчину, которого люблю, если он надумает о своих любовницах рассказывать. Прогоню его, пусть у друзей выговорится, а потом и возвращается. Я в исповедальню превращать спальню не стану. Со мной должно быть как с чистого листа, – она горячо сжала мою руку. – Да только не такой ты, Петруша, знаю. Сам слюни да сопли распускать не станешь. А с меня требуешь…

Я приподнялся на локте, прихватил ее золотые в рыжину волосы на загривке, заглянул в зеленые глаза:

– Расскажи.

– Какой же ты прилипчивый…

– Говори, – кивнул я.

– Один раз расскажу все как на духу, но дай слово, что больше об этом не вспомнишь… Ну?

– Даю слово.

Марфуша улыбнулась с прохладцей, отвела глаза.

– Ну, любил меня Никола…

– А ты?

– И я… Поначалу. Желала утолить неутоленное. Голод сердечный, – нервная улыбка загуляла по ее губам, глаза по-прежнему смотрели в сторону. – Это когда сестренки мои нареченные, дворяночки, в Петербург уехали, а меня оставили. А потом разглядела казачка своего. Любил он меня, да как дорогую вещь любят. Как псину охотничью, – Марфуша рассмеялась, освободилась от моей руки, – как лошадь породистую! Как свою собственность. А я не такая. И он понимал это и злился. Мужик он был темный, злой, напористый. Сильный. Жестокий.

– Так ты боялась его? – догадался я.

Марфуша разом повернулась ко мне: