Я не хочу сказать, что все русские девушки такие, вовсе нет. Наверное, количество наркоманок и потаскух среди них ничуть не больше, чем среди немок, француженок или датчанок. Просто ночью, в темном дворе, в компании с двумя парнями, грабящими одинокого прохожего, с большой долей вероятности может оказаться именно наркоманка и потаскуха.
У меня есть привычка носить пакеты с покупками на сгибе локтя. Эту привычку мне привила еще в детстве тетя Марта, та самая, что все время пекла маргариновое печенье. Сама она носила так свою кошелку, настоящую датскую кошелку, сплетенную из старых рыбачьих сетей.
— Нильс, мой мальчик, — говорила тетя Марта, — человеку лучше иметь руки свободными, чтобы он всегда мог перекреститься, подать милостыню или погрозить кому-нибудь кулаком…
Спасибо тебе, тетя Марта! В мою левую руку клещом вцепился парень с ножом, а вот правая свободна. Пакет с Зеленой феей и другими покупками висит у локтя — он мне не помешает.
Я действую быстро и четко, сам удивляясь, как это у меня получается. Бью того грабителя, что держит меня под ножом, в голову.
Раз, другой! Голова у него твердая, словно из чугуна, но на самом деле это, конечно, не так. Парень что-то кричит, ругается и отшатывается от меня, нелепо размахивая ножом.
Теперь и левая моя рука свободна. Ну, дорогие русские друзья, посмотрите, что такое датский викинг в гневе!
— Илюха, вали его! — уже не орет даже, а буквально визжит атакованный мною хозяин ножа.
Второй грабитель налетает сбоку, и я получаю несколько очень чувствительных ударов в плечо и грудь. Он бьет не кулаком, а чем-то железным. Кажется, такая штука называется кастет, она надевается на руку и похожа на большие железные перстни, скрепленные между собой.
А потом он попадет мне в голову, и там все взрывается, словно много-много петард. Из носа по верхней губе течет кровь, я чувствую ее первобытный, соленый вкус во рту. И вдруг слышу, как мой дедушка, старый дедушка Гуннар, поет на древнескандинавском языке свою любимую песню про Филлемана и Магнхилд. Эту песню пели викинги, когда гребли на драккарах против течения, входя в устья европейских рек. По ним они поднимались к богатым городам, брали их на меч, сжигали и уплывали восвояси с богатой добычей и пленниками.
Когда я был маленьким, то думал, что дедушка узнал эту песню от своего дедушки, тот от своего — и так далее, а в начале этой цепочки был тот самый викинг Филле, что любил девушку Магнхилд и освободил ее из плена у тролля. А потом выяснилось, что это известная песня и ее даже играют современные группы — In Exstremo, например.
Но это не важно. Важно другое — для меня песня про Филлемана всегда была гимном победы. И я запеваю ее, размахивая кулаками, в темном московском дворе, запеваю, как заклинание, а в пакете звенят две бутылки абсента, и это — чудесный аккомпанемент.
Я несколько раз сильно бью парня с кастетом, потом поворачиваюсь и бросаюсь на парня с ножом, который хотел напасть на меня сзади. Мы сшибаемся, и я хватаю нож прямо за лезвие и выдергиваю из его ладони. А потом я начинаю бить его, выкрикивая слова песни:
— Антоха! — кричит за спиной парень с кастетом. — Ну его на хрен, он же псих!
Я поворачиваюсь, заношу руку для удара. Парень исчезает в темноте. Возвращаюсь к Антохе.
— Су-ука… — хрипит он, шатаясь, — я попал ему кулаком в горло. Надвигаюсь на него — добить. Антоха машет на меня руками, как на пчел, и уходит куда-то в темноту.
Я умолкаю — песня кончилась. Во дворе тихо и пусто. Я, кажется, победил.
Впрочем, нет, я здесь не один. Мархи стоит в нескольких шагах от меня. Она что-то хочет сказать, но у нее не получается.
— Сгинь! — говорю я ей и смеюсь. В воздухе сильно пахнет полынью — это моя Зеленая фея не выдержала битвы с силами зла. Чары Мархи ее одолели — из пакета капает, хрустят осколки.
Вытряхиваю содержимое пакета на землю. Оказывается, что одна бутылочка уцелела. Беру ее за тонкое горлышко, сворачиваю пробку и лью в рот горький, обжигающий напиток.