Впрочем, стрелявшим было уже не до них. Теперь они лупили по двойнику собственной машины. «Москвич», в котором сидели Баринов с Валентином, угодив под шквальный огонь, делал попытки вырулить со стоянки. Задним ходом, въехав правыми колесами на бетонный бордюр, ветеран российских дорог катил, прячась за выставленными в ряд автомобилями, а параллельно ему по другую сторону стоянки двигались убийцы.
— Сдал нас Боренька! С потрохами сдал! — рыча от боли, Баринов судорожно дергал рычаг переключения скоростей. И также судорожно дергался «Москвич», петляя в узком проходе, задевая бортом стволы тополей, ограду и бамперы автомобилей.
— Сейчас, сейчас… — Валентин оказался в неудобном положении. Его окно смотрело на парк, и чтобы целиться в расстреливающих машину людей, ему приходилось перегибаться через скрючившегося напарника.
— Дьявол! — он перебрался наконец на заднее сиденье и бешено крутанул никелированный рычажок, опускающий стекло. Его «Узи» замолотил рассыпчатыми очередями, когда противник меньше всего ожидал какого-либо сопротивления.
— Торможу! — завопил Баринов. «Москвич» скрежетнул тормозами, почти уткнувшись в перегородившее путь дерево, и тут же тронулся обратно. Воспользовавшись короткой паузой, Валентин стремительно сменил рожок и, распахнув дверцу, выскочил наружу.
— Езжай! — приказал он. — Я ими займусь.
Машина противника тем временем разворачивалась. Пятиться подобно загнанному в ловушку «Москвичу» они не собирались.
— Ну держитесь!… — низко пригнувшись, Валентин бросился вперед. Чужие «Нивы», «СААБы» и «Волги» прикрывали его до поры до времени. Нырнув в первый достаточно широкий просвет, он упал на колени, с осторожностью высунул голову. Чужой «Москвич», точная копия машины «братьев Крутилиных», ехал, казалось, прямо на него. Внимание стрелков было сосредоточено на Баринове. Валентин медленно поднял автомат. Лобовое стекло надвигающегося автомобиля с треском лопнуло. Голову шофера откинуло назад. Не спасли их и бронежилеты. Тех, что стреляли, Валентин накрыл тотчас после водителя. «Москвич» вильнул в сторону и заглох. И тут же интуитивно почуяв опасность, Валентин обернулся. Он даже не успел рассмотреть, из чего именно целится в него бегущий к ограде человек. Опережая, полоснул очередью навскидку. Мимо! И тотчас вокруг зазвенели чужие пули, молотя по чугунной ограде, высекая снопы искр. Человек тоже бил из автоматического оружия, однако в этой дуэли повезло не ему. Вторая более прицельная очередь согнула бегущего пополам, и, сияя на солнце, умолкнувший «Стечкин» кузнечиком запрыгал по мостовой.
Кто-то поблизости закричал, а из неподвижного, скалящегося обломками стекол «Москвича» внезапно повалил дым. Баринов кое-как вывел машину из нечаянного тупичка, открыв дверцу, энергично замахал рукой.
— Ходу, Валя!
Бедро его было простреляно в двух местах, живот и грудь тоже оказались залиты кровью. Он морщился и скорее хрипел, чем кричал. Валентин содрогнулся. Это были их общие пули, рассчитанные на двоих, но Баринов оказался крайним, приняв все в себя. Так распорядилась судьба, и мощное тело приятеля превратилось в живой щит.
— Как ты? — Валентин поспешил к машине.
— Оклемаюсь, — Баринов через силу улыбнулся.
Валентин уже залезал в «Москвич», когда за спиной оглушающе громыхнул взрыв. Готовый в любой момент нажать спуск, он обернулся. Метрах в семидесяти от них ярко разгорался серебристый «Оппель». И там же, у самых колес, виднелась скрюченная мальчишечья фигурка.
Борис сразу понял, что его провели. Что такое подставка, он знал прекрасно, но впервые в качестве таковой использовали его самого. Понятие «верность» воспринималось им с большой долей скепсиса, и все же покойному полковнику он симпатизировал. А Климу Лаврентьевичу нет. Такая вот — странность! И потому без особых угрызений совести согласился помочь Валентину. Насчет полицейских и бандитов «Голливуд» гонит, конечно, полную лабуду, но одно там показано верно: такая категория, как напарник, очень быстро переходит в ранг святого. Можно нарушить долг, расплеваться с начальством, но продать напарника — самое последнее дело. И пусть временно, бестолково, но Валентин побывал в роли его напарника, успев спасти от верной смерти. Борис не чувствовал себя обязанным, — в их работе это было обыкновенным делом, — и все же необъяснимым образом ощущал, что, слепленный из иного теста, новичок и в будущем не предал бы его. Не предал, даже если получил бы на это специальное указание. Такие вещи тоже иногда чувствуются, а Борис был пареньком из сметливых, давным-давно заслужив право называться профессионалом. И когда он своими глазами увидел, как положили на снег парочку за оградой, как атакуют машину с Бариновым и Лужиным, до него впервые дошло, кого из него попытались сделать. «Слежка», о которой он сообщил Валентину, на деле обратилась в кровавую бойню. И что о нем подумали вчерашние гладиаторы, нетрудно было предположить.