— Эй, потише, мы тебя взяли, потому что ты сказал, что здорово влип. Я понимаю твои заботы, но мы–то тут при чем?
— Сколько тут до границы?
— Километров двадцать. С меня довольно.
— Вокзал в Ла–Сарразе есть?
— Совсем маленький. Сроду там никого не видел, но есть.
Я иду к нему, протянув руку. Он советует мне остаться: вдруг мой поезд запоздает из–за снега, вдруг таможенники провозятся дольше обычного, или вдруг сцепка окончится быстрее. Слишком много всяких «вдруг».
— Пешком ты далеко не уйдешь. Оставайся лучше с нами.
Я хватаю его руку почти силой и благодарю. Поговори мы с ним чуть дольше, я бы назначил ему встречу на Лионском вокзале, чтобы заклясть судьбу. Но, чтобы не дразнить ее, я ничего не сказал.
Я пробежал по путям несколько сотен метров, наугад, прыгая через рельсы и шпалы, и наконец увидел вокзал, мертвый, без света, почти погребенный под снегом. Мои мокасины и низ брюк промокли насквозь, мне жарко, я обливаюсь потом и чувствую, как рубашка примерзает к спине. Завтра поглядим. Катя меня полечит, а уж я не буду вылезать из постели. На вокзале ничего. Это даже и не вокзал вовсе, а всего лишь стрелочный перевод с домиком без часов. Внутрь никак не войти, хотя бы ради того, чтобы выбраться из этого снега, в котором я увязаю по колено. Я снова бросаюсь вперед, огибаю хибарку и обнаруживаю крошечную площадь, едва освещенную; несколько машин на стоянке да еще более мертвое кафе. Сразу за кафе различаю неясное движение, свет, идущий словно из–под земли. Какой–то тип в красной меховой куртке орудует штыковой лопатой, разгребая снег вокруг приземистой тумбы, возможно электрораспределителя, толком не могу рассмотреть. Но стоило мне появиться, как он застыл, замахнувшись своим орудием. Видимо, решил, что я хочу на него напасть. Он как–то странно вскрикнул, от испуга конечно, но все–таки как–то странно…
— Наззз… Назззад!!!
— Нет! Я не… бросьте вашу штуку!
Наконец я различаю его лицо, его глаза. Но самое заметное, пожалуй, это нос. Лопата остается занесенной вверх еще одну секунду, затем он с грохотом опускает ее на тумбу.
У меня перехватило дыхание. С бешено колотящимся сердцем я медленно отступаю на два шага.
— Ничего у вас со мной не выйдет!!!.. Месть!.. Я им ток отрублю, вот увидите!.. Я их ненавижу!
Он яростно пыхтит над тумбой, но ему удается лишь поцарапать металл. Так что поправочка. Ничего он не раскапывает. Он занимается вандализмом. Пьян в стельку. Меня, из–за моего блейзера с синим галстуком, видимо, принял за полицейского. В его нынешнем состоянии это вполне возможно. Уж не знаю, за что он так обозлился на свою общину, да мне и плевать.
— Я не из полиции, я ищу такси до Валлорба, мне надо мой поезд догнать, двенадцать минут осталось, там три человека в смертельной опасности, а тут еще таможня, и еще врачи всякие, и еще фармацевтическая промышленность, провались оно все в задницу! Двенадцать минут! И двадцать километров!
Он останавливается, вылупляет глаза и окидывает меня взглядом от ног до макушки. То ли это из–за моей злости, то ли из–за бессвязных речей, но у меня впечатление, будто он разом протрезвел.
— Д–двадцать один… А такси в этой дурацкой дыре нету. Зато у меня машина есть. С–сколько там у вас времени?
3.09 на моих часах.
— Теперь уже меньше двенадцати. Одиннадцать минут осталось.
— Не двигайтесь!
Он идет, немного покачиваясь, к площади, открывает одну из машин, припаркованных на стоянке перед кафе, и подъезжает на ней ко мне. Я не знаю, во что сажусь, мне неизвестна ни марка этой колымаги, ни количество алкоголя в крови ее водителя. Я едва успеваю просунуться внутрь, как он жмет на газ до отказа. Мотор зловеще рычит, колеса буксуют.
— Одиннадцать?.. Я и за меньшее доезжал, правда без снега!
— Э… для начала включите ваши фары.
— Не глупо!
Я пристегнул ремни и закрыл глаза. В моем теперешнем состоянии лучше поберечь рассудок. Не желаю видеть ни несущейся на меня дороги, ни вытаращенных глаз этого психа. Я только слышу его отрыжку да пьяные восклицания. Быть может, от радости. Я чувствую, что мы едем быстро, наверняка даже чересчур, и снова вспоминаю низкий профиль сони, лицемерную улыбку Изабели, глаза американца, стоическую маску врача. Я несколько раз чихнул, чувствуя, как к ломоте в затылке и пояснице добавляется грипп. Этак и до горячки недалеко. Завтра — теплая постель.
Машина замедляет ход. Я открываю глаза. Псих решил притормозить на въезде в город. Оживление сознания? Рефлекс? Он резко останавливается:
— Ну, сколько?
— Это уже вокзал?
— Там, сразу направо, так сколько?
3.18.
— Девять минут.
Победный вопль. У меня остаются еще две, так что успеваю сказать ему пару слов.
— Как вас зовут?
— Ги. Ги Эно.
— Вы в Ла–Сарразе живете?
— Да.
— Ну так вы обо мне еще услышите, Ги Эно из Ла–Сарраза. И вот еще что, с лопатой у вас ничего не выйдет. Попробуйте ледорубом.