Охота на журавля

Глебов вначале молча следил за нашей перепалкой — а кстати, чего это я действительно разбушевалась? — и наконец решил-таки вмешаться.

— А вы про сумку не забыли?

17.

И что это там внутри?

Пандора

Тщательное обследование внутренностей сумки преподнесло две новости, хорошую и плохую. Собственно, плохую — удивительно скудное количество «объектов» — я обнаружила еще в редакции. Зато практически все содержимое обещало оказаться весьма полезным — это была новость хорошая.

Я, должно быть, ужасно безалаберная, но, право, Маркова сумка выглядела пустыней. В моих торбах «живут» предметы многочисленные и разнообразные. Кроме ручек, блокнотов, визиток и прочего журналистского мусора, я таскаю с собой разные полезные мелочи: ножницы, чайные ложки, нитки, винтики всякие, веревочки-проводочки, пластырь, соль, флакон с витаминками и прочее в этом духе — по принципу «авось пригодится». Плюс объекты неясного назначения: камушки, пробки, стеклышки и железки — по принципу личной симпатии к каждому из предметов. Итог получается весьма странным. А Марково имущество прямо-таки кричало о профессии своего хозяина: рабочий блокнот, диктофон, пара кассет, несколько авторучек и безликая мелочь типа консервного ножа и отвертки.

Естественно, вначале мы дружно схватились за диктофон. По поводу такого энтузиазма я даже съязвила:

— Ага, щас послушаем, а там «я тебя, злодея, раскусил, ты аргентинский шпион и диверсант, под видом метро копаешь туннель в Австралию и вообще увел у меня трех любимых женщин и продал их на африканские плантации». А потом «ах, Валентин Борисович, скушайте, пожалуйста вот это замечательное лекарство, и не забудьте потом выпить эту замечательную водочку». И сразу будет ясно, кто и зачем.

Сказала — и тут же осеклась. В каждом человеке, вероятно, сидит маленький бородатый одноглазый типчик в нимбе набекрень и следит: правильно ли ты себя ведешь. Этакий внутренний судия. Почему одноглазый? Потому что замечает одни неправильности. Как похвалить за что хорошее — от него не дождешься, ему бы только поворчать. Сейчас судия с укоризной качал головой и грозил мне скрюченным пальцем: успокоиться бы тебе, Маргарита Львовна, что-то ты и вправду буянишь лишнего. Нервная какая-то, цепляешься за всех, заноза невоспитанная.

Никита прав, пора аутотренингом заняться. Вот прямо сейчас, как выпровожу гостей, сяду в «лотос» и начну распевать «ом-мани-падме-хум» — пока не достигну полного просветления. Стану такая просветленная-просветленная — чтобы насквозь было видно. Может, мировой разум, восхитившись моей высокой духовностью, в награду подскажет мне нужные ответы на неясные вопросы? А что? Ему, всемирному, все одно делать нечего — только свой пупок созерцать. Или что он там созерцает? Пупка-то у него, всеобщего нашего, должно быть, и нету совсем. Да неважно. Отвлечется, понимаешь, от своих всемирных медитаций, покопается в загашнике и вывалит — нате вам, Маргарита Львовна, Знание. Вот только зачем тогда мне, такой просветленной, будут эти Ответы? Ладно, пусть уж мировой разум сам абсолютную Истину созерцает, а я как-нибудь так, пешком постою.

Короче говоря, раз уж решили начать с диктофона — так тому и быть. Правда, перед этим мне пришлось перерыть полдюжины разных ящиков в поисках рабочих батареек. В диктофоне батарейки, конечно, имелись. Но, увы, абсолютно нежизнеспособные. Замену-то им я нашла — в «культурных слоях» моей квартиры небольшой противоракетный комплекс немудрено обнаружить, не то что батарейки — но мои язвительные предположения на ближайший период остались ничем не подтвержденными. Хотя и не опровергнутыми. Ни тпру, ни ну, словом. Техника!

Судя по всему, батарейки приказали долго жить как раз в тот самый день. Так что кассета, которая была в диктофоне, при попытке ее прослушать, выдала тираду в духе сильно перевозбужденного Буратино — этакая соловьиная трель на высоких частотах. Явно последнюю запись пытались сделать на батарейках, порядком уже посаженных. Обе кассеты, валявшиеся в сумке сами по себе, прослушивались нормально, но относились к предыдущей неделе и, по крайней мере на первый взгляд, ничего интересного не содержали. Я было собралась по этому поводу сильно огорчиться, но Глебов пообещал, что немного поработав с последней кассетой, он воспроизведет «всю эту жуть» с нормальной скоростью. Насчет «немного» он, по-моему, преувеличивал.

Под давлением обстоятельств пришлось временно переключиться на другой объект.

Ильин подвинул ко мне марковский блокнот и обманчиво ласково предложил:

— Я так думаю, солнышко, что в заметках коллеги ты разберешься получше нашего, а? Вон даже почерки у вас похожи — как пьяная курица лапой.

У, язва! Вот и мечтай рядом с такими о просветлении и слиянии с мировым разумом. Только-только умиротворишься — а тебя раз, и на землю, на грешную и оч-чень ощутимую.