Охота на журавля

Распрощавшись с Котовым, я первым делом позвонила Катюше Стрельцовой. Познакомившись, когда мужа ее угораздило по самое горлышко вляпаться в скверную историю⁵, мы с тех трагических пор так и остались больше, чем просто знакомыми. Она, кажется, и сейчас еще хранит благодарность за то, что я ей сразу поверила, а я... почему бы время от времени не пообщаться с простым и милым человеком. Из моей вечной корриды попасть ненадолго в теплую, беспредельно домашнюю обстановку, где каждый предмет и жест — от придверного коврика до традиционного вечернего чая — говорят о любви... Но ненадолго. Дабы не начинать комплексовать — почему у меня по-другому.

Попеняв пару минут на злую судьбину, препятствующую встречам, я схватила быка за рога:

— Катюша, свет наш ясный, нет ли у тебя токсиколога или просто химика в пределах досягаемости?

— Консультация нужна или что?

— Анализ надо сделать. У меня в пузыречке некая субстанция, хотелось бы знать, що це таке?

— И какого рода субстанция? Ну, хоть что-то ты про нее знаешь?

— Предположительно, это кофе. Но вполне возможно, что несколько больше.

— Ясно. — Катюша после секундного молчания задала не десять вопросов, а лишь один, по делу. — А моя половиночка тебя не устроит?

— Так он вроде техникой какой-то занимался...

— Но по образованию-то он химик, пусть попрактикуется.

Вадим, Катюшина «половиночка», весьма преуспевающий бизнесмен — я до сих пор не очень внятно представляю род его деятельности — невзирая на деловые успехи, и сегодня не порывал связей с вскормившим его вузом. Как же я сразу не вспомнила, что он по профессии химик? Что-то у тебя, Риточка, с головой делается. Ладно, хоть позвонила «в нужном направлении».

— А он возьмется? Занят, надо полагать, выше головы... — несколько усомнилась я в корректности просьбы.

— Рита! Я когда-нибудь на тебя точно обижусь! Еще бы он не взялся! Тебе срочно надо?

— Ну... хотелось бы... да, в общем, как получится.

— Сказала бы — вчера, и все было бы ясно. Стеснительная ты наша. Ладно, сделаем так. Тебе сколько нужно времени, чтобы до политеха добраться?

— Минут пятнадцать-двадцать.

— Тогда все упрощается. Подходи к центральному входу, я сейчас подъеду. Вадим будет там через полчаса, сразу его и озадачим.

Как в ней это уживается? Смертельно боится одна съездить на дачу — а вдруг там какие-то проблемы непредвиденные, полчаса может обсуждать новые занавесочки или манеры телеведущего — так что у меня начинает от скуки скулы зевотой сводить, но однако же в некоторые моменты просто потрясает скоростью, точностью и краткостью выводов.

Вадим, выслушав просьбу, отреагировал столь же кратко:

— Всего-то? Тебе результат официально оформлять или устно доложить?

Я заверила его, что устного сообщения будет более, чем достаточно. Даже если что-то там есть — информация исключительно для личного употребления, ведь мало ли откуда я этот пузыречек раздобыла. А Ильин, в случае чего, мне и на слово поверит.

— Завтра позвоню, — пообещал Вадим. — Сегодня попытаюсь успеть, но вряд ли.

28.

Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется...

Кассандра

С каждым днем я все сильнее начинаю подозревать, что душка Глебов прицепил мне маячок. Или, как минимум, всобачил сигнализацию в дверь. Стоит войти в квартиру — через пять минут прелестное дитя тут как тут. В смысле — на моем балконе. Опять по веревке спускался. Вот что с ним делать?

— Глебов, пожалей мои нервы, стара я уже за твоими прыжками наблюдать.

Кешка презрительно фыркнул:

— Скажешь тоже! Старые не лазают по деревьям, или, если уж и лазают, то кряхтят и мучаются, а не делают вид, что они малиновки и не свистят всяких там моцартов и вивальди.

— А ты откуда знаешь? — возмутилась я, хотя возмущаться было нечем: поговорка про уста младенца сияла сейчас стопроцентной точностью. Каюсь, есть за мной такой грех: в зеленое время года после тяжелого рабочего дня выбрать яблоню или клен погуще, забраться повыше и забыть хоть ненадолго про всякие чиновничьи посиделки, водопроводные неурядицы, предвыборные игры — про всю эту накипь, которая разбухает и напрочь заслоняет собственно жизнь. Да так, что начинает казаться, что вся эта мутная пена как раз жизнь и есть.

А стоит забраться в гущу листвы, вслушаться в окружающие звуки, внюхаться в запахи, вглядеться в игры цвета, света и теней — все тут же встает на места. Небо — ясное (даже когда оно облачное), листья — свежие, а жизнь — живая. И она — продолжается.

Нынешней весной, хотя май только-только начался, я, кажется, раз пять или шесть уже так... отдыхала. Может, и насвистывала при этом, ручаться не буду. А почему бы и нет, в конце концов. Будет мне девяносто лет, буду сидеть в кресле-качалке и разглядывать окружающий мир поверх очков. А пока что руки-ноги на месте. Но, говорят, взрослому человеку по деревьям лазить неприлично...

— Знаю — что? — невинно поинтересовался вредный Глебов. — Моцарта и Вивальди или про сидение на деревьях?

— Слушай, может, тебя придушить, а?

— Не надо, я полезный, — жалобно протянул Кешка.