- Ну, вот только ты меня не стыди. - Торговец крякнул и поднялся из-за стола. - Везун, ты из себя монашку не строй. Тоже мне, храбрый рыцарь. Да если бы яза каждым пропавшим группу высылал, вообще бы людей не осталось.
- Скользкий ты, Степан Сидорович... и хитрый как чёрт. Мне иногда кажется, что заплати кто-нибудь тебе за мою голову или за голову Волка, ты бы нас с потрохами сдал.
-Сидорович подошел вплотную к сидящему за столом сталкеру, дыхнул на того перегаром и хрипло произнёс:
- Пусть сначала наберут сумму, равноценную твоей голове, а там посмотрим. - Он ухмыльнулся . - Везун, Везун... Дремучий ты человек. Не понимаешь ты, что все мы живем в капиталистическом обществе. Миром правят деньги, а дружба, преданность и всё прочее - это ты оставь. Будешь бабам в "ШТИ" втирать, пока их тискаешь. Верил я в Баклана, он мне как родной был. Но это Зона и тут люди умирают. Если из-за каждого покойника сопли размазывать, то нахрен так жить. Оглянись. У меня за год восемь человек полегло. Два месяца назад вообще одиннадцать человек пропало - группа Чебака. Элита, мать их! Ушли и с концами. Но я-то понимаю, что в Зоне всякое бывает и раз умерли, то надо перешагнуть через всё, что тебя с ними связывало и дальше жить.
- Ты страшный человек, Степан Сидорович. - Везун тоже поднялся из-за стола и теперь стоял напротив торговца.
Ростом он был на голову выше Сидорович, и создавалось впечатление, что высокий, подтянутый человек в камуфляже смотрит на торговца сверху вниз с презрением, отвращением и одновременно со страхом.
- Ты, наверное, беспокоишься лишь о том, есть ли деньги в кармане. Да?
- Деньги... - Сидорович блаженно улыбнулся. - Дурак ты, Везун. Ни черта не понимаешь в этой жизни. Дружба, братство... Это всё пыль. Грязь на подошвах твоих ботинок. А деньги - это всё. Деньги отличают меня от животного вроде тех тупых зомби, которых отстреливают на Свалке каждый вечер. Я человек, потому что у меня есть деньги, а у них нет.
Везун окинул торговца презрительным взглядом и развернулся в сторону выхода.
- Ты работу-то сделаешь? - Догнал его окрик барыги.
- Сделаю. - Сквозь зубы ответил Охотник и вышел из подсобки. Прикрыв за собой дверь.
- Никуда ты не денешься... - Хрипел вслед ему Сидорович. - Все вы у меня вот где!
Он сжал кулак. Поросячьи глазки заискрились азартом.
- Ненавидите, но слушаетесь. Мрази! Я-то знаю вас. Насквозь ваши гнилые душонки вижу...
Со времени того разговора прошло десять месяцев. Многое поменялось за это время по ту сторону Периметра. В Штатах выбрали нового президента, в России затеяли монополизацию алкогольной промышленности и на всех каналах только и показывали холеные ряхи российских чиновников, бормочущих очередной бред. Даже никому не известная Боливия установила рекорд по сбору зерновых, превысив прошлогодний показатель аж на два процента. И все охали, ахали, восхищались полученным боливийцами зерном. Хаяли российскую власть, которая решила взять под крылышко двуглавого орла всю алкогольную отрасль. Обсуждали нового американского лидера, который, дескать, во время учебы в колледже курил травку.
Всё это лилось с экранов телевизоров, забивая мозги миллиардов человек. И это называлось жизнью.
А в Зоне ничего не изменилось. Разве что на эти десять месяцев журналисты и политиканы забыли о Чернобыле. Через двое суток после разговора с Сидоровичем, Везун с отрядом окружил в здании старой фермы пятерых мародеров, которые не пожелали сложить оружие и были уничтожены. Нашли Охотники и тела пропавших людей Сидоровича, и искалеченный труп Баклана, коего смерть настигла в полуразрушенном домике к югу от Кордона. Всё шло своим чередом. Страшная тягучая субстанция под названием жизнь. Не та чернуха из телевизора, но ещё более пугающая и отвратительная цепь событий. Спустя сорок семь дней после удачного уничтожения банды, налетел на мину армейский грузовик в районе Кордона и выдвинувшиеся туда Охотники едва успели спасти от слепых псов зажатых в искореженном УРАЛе солдат.
Потом, ещё через месяц, повесился Укол - один из людей Волка. Задорный парнишка, всегда первым лезущий в драку и из любого конфликта выходящий невредимым. Все долго недоумевали, зачем удачливому сталкеру сводить счеты с жизнью, а потом Шустрый рассказал, что брат Укола погиб на семнадцатом блокпосту при попытке выбраться за периметр. Видимо, психика паренька, узнавшего о смерти брата, не выдержала и тот решил избрать наиболее лёгкий путь...
- Что ж, не мне его судить за это. - Сказал тогда Волк, старший брат Шустрого. - Если бы Шустрого убили... не знаю, что бы я сделал...
После этого случая в лагере на Кордоне больше не пели весёлых песен. Всё повидавшие бродяги притихли. Вместе с осенней хмарью в лагерь вползал страх. Прятался в подвалах домов, забирался на чердаки с пронизывающим ветром. Это был не страх смерти, а некое ощущение безысходности, аморфный, непонятный и оттого ещё более жуткий... страх.