- Ты аккуратнее будь, парень. Последний из Лангри остался. - Ортвинус похлопал молодого человека по шее. – Ладно, бывай.
Бывший Охотник вернулся на кухню – мыть посуду. За окнами темнело. «Надо купить свечей… Тут не как в Тримере – ткнёшь пальцем в стену и светло!»
Затем пошёл за шинелью, оделся, отметив, что, в общем-то, отсутствие света ему не мешает.
Тимур шёл, глядя себе под ноги. «Интересно, оборотень уже уничтожил дневник, как и собирался? Собиралась… Никак не привыкну, как о ней думать. Как будто к женщине другое отношение. Мужика — пристрелить и всё, что его жалеть, но женщину… Нет, нельзя искать её действиям оправдание или относится по-иному. Не важно какого пола Зверь – он всё одно – чудовище, заслуживающее лишь смерти.» На уличных фонарях качался ветер, и жёлтые пятна гладили улицы, будто пальцы великана, пытающегося на ощупь найти потерянную вещь. «Если конечно, Зверь не станет как я вновь человеком. Но я ведь тоже убивал, и ко мне в Анклаве отнеслись как к монстру. Я не должен быть столько ограниченным. То, что она оборотень – не является причиной для обвинительного приговора. А вот её действия...»
Свернув с Северной улицы в Порт, Лангри словно очутился на берегу Бесконечности. Начало океана отмечали огни пришвартованных судов, а дальше – лишь колышущаяся, шумно вздыхающая тьма. Людей в Порту, как и на улицах около него, было много. «Здесь, на Севере, быстро привыкаешь к темноте, съедающей большую часть зимних суток, и закат солнца не служил сигналом к домашним посиделкам за крепкими стенами. Наоборот, молодёжь вылезает на гулянки, да и старики не отстают, подтягиваясь по одному к самой крупной в городе таверне.» По прихоти своего основателя она носила мрачноватую вывеску: «На дне». С её появлением фраза, иногда кидаемая при расставании – «увидимся на дне» - обрела новый смысл. «Отец говорил, что моряки понимают зависимость своей жизни от прихоти переменчивого Океана, что, однако, не мешает им относится к ней с поразительным фатализмом и специфическим юмором. Эх, папа, мы тоже с тобой теперь увидимся только на дне. И то, если меня угораздит погибнуть в океане...»
За пару складов до таверны Тимур уже услышал хлопанье дверей, пьяные крики и ругань. Он улыбнулся. За стремительностью жизни Лангри как-то забыл об этом островке вечности. Здесь всё было так же, как в те времена, когда он пацаном без разрешения родителей убегал на набережную, так же, как когда назначал девчонкам свидания у маяка. И то, что Тимур вернулся в Повитум не-человеком, ничуть не повлияло на течение жизни города. «А чего я ожидал? Что я пуп мира? Что чуть у меня плохо, так и на всём белом свете идут дожди? Всё правильно, они живут как жили, так и должно быть. А я должен сделать так, чтобы и дальше всё было как прежде.»
Охотник подошёл к двери и уже собрался потянуть за кольцо, как в его мысли ворвался новый раздражающий фактор, о котором ему сообщил нос. Пахло кровью. Рука Тимура дрогнула, не решаясь открыть дверь. Воображение уже рисовало картины, увиденные им в бараке каторжников. «Стоп. Что я сразу паникую? Может, просто подрался кто? Тут такое часто бывает!» Лангри закрыл глаза и глубоко втянул в себя воздух. Перед мысленным взором из темноты выступила туманная картина: призрак таверны, свитый из запахов дерева, плесени, снега и соли, едва сдерживал рвущееся из него могучее облако, смердящее потом, грязью, алкоголем и мочой, дешёвыми крепкими папиросами и похотью. Мясо, учуянное Тимуром, горчило нёбо, так как давно подгорело на кухне. Слабые запахи крови тоже присутствовали. Но тот сильный аромат, что привлёк его внимание ощущался дальше, за углом. Не открывая глаз, Тимур проследовал туда, лавируя между ручейками и полотнищами иных запахов. «Крови тут было много, это не драка. За таверной кого-то убили, и не так давно.» Охотник открыл глаза и выяснил, что снег под ногами – грязен, крови – не видно, её старательно забросали, затёрли, и, если бы ни сверхчеловеческое обоняние, Тимур спокойно прошёл бы мимо этого воняющего смертью и ужасом места, ничего не заметив.