Охота начинается

– Не важно. – Брат Апунда взмахнул рукой. – Ты нужен в другом месте. Боюсь, у брата Дансабе снова разыгралась подагра, так что тебе вместо него предстоит сегодня утром надзирать за подмастерьями, пока они чистят конюшни.

– Я… – Экон с трудом скрыл отношение к сказанному. Он хотел провести утро в библиотеке, а не в конюшнях. – Но я…

– Это… – Брат Апунда поднял кустистую серую бровь. – Разве что ты хочешь сам перемазаться в навозе? Нужно сделать все быстро, так как храм откроют для попечителей через час.

Экон быстро закрыл рот. Два дня назад он потерял мечту, к которой шел всю жизнь, свой шанс доказать мужество, свою возможность исполнить семейную традицию. Он не был заинтересован в том, чтобы добавлять к списку потерь этой недели еще и свое достоинство.

– Сэр. – Он склонил голову и ровным голосом ответил: – Я сейчас же все исполню.

* * *

Если библиотеку храма Лкоссы Экон любил, то конюшни ненавидел.

Он из принципа наморщил нос, когда спускался по последнему лестничному пролету и направлялся к коридору, который вел к ним. Здесь, внизу, буквально в чреве храма, не было слабого запаха чернил и пергамента – лишь сталкивались друг с другом запахи старого дерева, сена и навоза. Здесь царили бесконечный шум и постоянное движение. Здесь не было ни порядка, ни спокойствия – полная противоположность библиотеки.

Он ступил на засыпанный соломой пол и нахмурился. Деревянные стойла под соломенной крышей простирались на несколько метров в каждую сторону и были заполнены разнообразным домашним скотом, принадлежавшим храму. Здесь больше никого не было, и он заметил, что широкие лопаты и вилы, которые обычно использовались для чистки конюшен, по-прежнему стоят у стены справа, нетронутые. Подождав еще минуту, он услышал отчетливый стон испуганной коровы, донесшийся с другой стороны конюшни. Он прищурился. Завернув за угол, он заметил трех мальчишек-подмастерьев, столпившихся вокруг вымени бедного создания и хихикающих, брызгая друг в друга молоком. К этому моменту Экон был в весьма дурном настроении.

– Что вы трое здесь делаете? – Он едва не поморщился от звука собственного голоса. Может, он и не был посвященным Сыном Шести, но он мог говорить, как они. Трое мальчишек тут же развернулись. В других обстоятельствах выражение ужаса на их лицах показалось бы ему почти смешным.

– Сэр! – Один из них, худощавый мальчишка не старше тринадцати, заговорил первым. Он не поднимал взгляда. – Мы… ну… мы просто ждали брата Дансабе…

– Брату Дансабе сегодня нездоровится. – Экон покачал головой и скрестил руки. – Так что сегодня утром за вами буду следить я. Первые службы начинаются меньше чем через час. Можете объяснить, почему вы еще не приступили к работе?

– М…

– Что? Думаете, вы слишком хороши, чтобы заниматься тем, чем хотя бы однажды занимался каждый мужчина в храме?

Все трое смиренно склонили головы. По очереди они пробормотали тихие извинения.

– Ну так за работу, и начните со свинарника. – Он помолчал, а потом добавил: – И не трогайте больше коровье вымя. Это недопустимо и, вероятно, богохульно.

Экон ощутил укол боли, когда увидел, как почтительно они поклонились, а затем разбежались, не говоря больше ни слова. Он сочувствовал этим мальчикам, а потому ощущал печаль. Многие годы назад они с Камау были подмастерьями храма и занимались этой работой. По правилам подмастерья должны были начинать работать в двенадцать и постепенно переходить на более высокие должности, но Камау – всегда умевший расположить людей к себе – приглянулся отцу Олуфеми. С помощью брата Уго, который неофициально объявил их своими подопечными, они стали двумя самыми молодыми подмастерьями в истории храма. Экон вздохнул. Даже в детстве Камау спасал его. Когда Экону было семь лет, он еще не понимал толком, как плохо не иметь родителей и быть сиротой в таком месте, как Лкосса. В любых других обстоятельствах их с Камау отправили бы в один из городских приютов, возможно, их бы разделили – но брат не позволил этому случиться. С того времени, когда они были еще детьми, Камау защищал его от худшего, что мог принести им мир. Он всегда старался найти путь для него. И вчера он сделал это снова.

Пообещай мне, что, что бы ты ни делал, ты не позволишь попыткам найти эту тварь стать важнее жизни. Ты – все, что у меня осталось.

Ты – все, что у меня осталось.

Экон вздохнул. Решив не рассказывать отцу Олуфеми о его планах, Камау помогал ему, но при этом отдавал то, за что он так боролся и что так защищал, – младшего брата. Он совершал жертву, отпуская то единственное, что у него оставалось.

Экон не мог позволить этой жертве пропасть впустую.