Юки был счастлив! Когда родители были живы, он путешествовал с ними из одного конца мира в другой – и любил такую бродяжную жизнь. Он чувствовал себя по-настоящему живым сейчас, снова куда-то двигаясь, не находясь на одном месте – видя перед собой новые уголки Земли и бесконечные горизонты. И рядом был Акутагава… Здесь, на этой большой яхте экстра-класса, немного напоминающей плавучую усадьбу, Юки отпраздновал свое шестнадцатилетние – он встретил новый год своей жизни в объятиях того, кого безумно любил. Того, кто наполнил собою жизнь Юки, и подарил ощущение бесконечного счастья… Такого счастья, что иногда Юки казалось, что всё, что происходит с ним – то всего лишь прекрасный сон, которому нет места в обычной реальности!...
- Обед готов! – пролетел по яхте из конца в конец зычный голос китаянки Фынцзу. Она отправилась в морское путешествие, хотя не переставала твердить, что смертельно боится воды. Тут же, в числе телохранителей, был и Ботаник – Тэкесима же до сих пор проходил реабилитацию в больнице, оправляясь от ран.
- Пойдем после обеда в каюту? – спросил Акутагава многозначительно.
- Да, – шепнул Юки в ответ.
- Обед готов! – повторила Фынцзу еще громче прежнего. – Едрёны-макароны, где эти мальчишки?!
Юки и Акутагава спустились в кают-компанию, где экономка уже накрыла им стол. Пока они ели, яхта вошла в порт и пришвартовалась. На верхней палубе стали раздаваться многочисленные шаги – заранее приготовленные припасы спускали в трюм, топливные баки наполнялись.
Акутагава съев только половину, отодвинул тарелку и, закинув ногу на стул, беспечно закурил. Фынцзу посмотрела на него рассержено:
- Невоспитанный засранец, – проворчала она. – Ладно, можешь не есть. Но вот, что я скажу: Юки никуда отсюда не выйдет, пока не съест все, что лежит у него в тарелке и десерт тоже!
- Госпожа Фынцзу… – простонал Юки.
- Никаких тебе! Думаете поклевать с тарелки чуток и уйти? Нет, сяо-Акутагава, придется тебе подождать Юки, пока он всё не съест! – злорадно сказала китаянка и вышла на кухню.
- Любит она тебя, Юки, – нахально ухмыльнулся Акутагава, выпуская сигаретный дым в потолок.
- Это всё из-за тебя! Теперь я должен давиться этой едой…
В дверях появилась бледная Фынцзу, она держала в дрожащих руках большую коробку из-под торта. Кивнув на неё, она сказала только:
- Я не заказывала этого, она просто появилась на кухне. Там твое имя, сяо-Акутагава… И я открыла её… Там такое… Это отвратительно!
Акутагава стал серьезным и быстро поднялся. Велев Фынцзу поставить ношу на стол, он посмотрел на записку, прикрепленную сверху: «Для Акутагавы», затем открыл коробку. Юки резко и со крипом отодвинул стул, испытывая непроизвольные рвотные позывы.
В коробке лежала отрезанная мужская голова. Уже черная, с распухшим ртом и провалившимися глазницами, в которых жизнерадостно копошились опарыши. Фынцзу, прикрыв рот, отвернулась, выдавила что-то вроде:
- Ужас какой!
Акутагава несколько секунд молча изучал мертвое лицо. Потом поднял взгляд:
- Значит, он здесь.
- Кто? – спросил Юки.
- Ив. Это голова Мидзогучи.
Юки окаменел, сжав кулаки. В этот момент со стороны кухни послышался тихий смех. Оттуда появилась фигура, закутанная в хиджаб – и внешне всем бы походящая на мусульманскую женщину, каких было много в исламской Суматре, кабы не высокий рост.
- Кажется, у блюда истёк срок годности. Как неприятно, не так ли? – осведомился до боли знакомый голос. – Простите, голова слегка протухла, пока я таскался с нею за вами по всему свету.
Ив снял с головы черную повязку и сверкнул зубами в улыбке:
- Обожаю эти эффектные появления, – в его руках щелкнул складной нож: – Так кто будет первый кусок от этого заботливо приготовленного мною блюда?
К О Н Е Ц