Утром в лагере царило оживление, но не радостное, а суетливое, полное поспешности и напряжения. Ночь прошла на удивление спокойно, ничто не потревожило туристов, но даже эта спокойная ночь не могла дать ребятам настоящий отдых. Подсознательная тревога, ожидание чего-то страшного, тяжкие впечатления минувших дней сделали свое дело: группа туристов была молчалива, тревожна и взволнована. Все беспрекословно подчинялись кратким командам Зверева, выполняли указания Егора Дятлова, никому и в голову не приходило отлынивать от работы. Все рассчитывали на тот путь спасения, который был найден вчера Степаном, всем не терпелось как можно скорее покинуть опостылевшее место стоянки. Второпях вскипятили чайник, решив не тратить драгоценное время на приготовление более существенного завтрака; порезали хлеб, сало, напились чаю, даже прожорливый Семихатко не стал просить добавки.
Рая с каменным лицом проходила мимо Любы, которая, невзирая на напряжение, светилась от счастья, стоило только Юре поглядеть в ее сторону. Рая старалась всем своим видом показать неприязнь и обиду, подругу она теперь считала предательницей, совершенно забыв о собственном постыдном поведении. Рая демонстративно бренчала кружками, оттирая их снегом, запихивала посуду в рюкзак, упаковывала продукты. Тем же занималась и Люба, которая, казалось, не замечала ненависти бывшей подруги. Но на душе у Любы было горько; она глубоко переживала ссору с Раей и во многом обвиняла только себя. Она была так эгоистична, так несправедлива, она не заступилась за Раю перед разбушевавшимся Юрой, а ведь это был ее долг как настоящей подруги.
Люба и сама считала себя предательницей, но ничего не могла с собой поделать — Юра затмил ей все, заменил ей и подругу, и родителей, и смысл самой жизни. Люба полюбила так, как только могут любить натуры жертвенные и цельные, готовые отдать жизнь ради счастья близкого человека. Люба была беззаветно предана своему Юре, который казался ей ослепительно красивым, умным, смелым, необыкновенным, совершенно не таким, как другие. Его предложение руки и сердца Люба приняла с какой-то униженной благодарностью, помня о своем ужасном падении; при этом никакой вины Юры в происшедшем она теперь не видела и не понимала. За эту ночь она сильно изменилась, все ее подавленные чувства выплеснулись наружу, от Любы словно исходило тихое сияние, и она была ослепительно красива, хотя сама не осознавала этого. Зато заметили ее нежную красоту все участники похода, включая Райку, которую просто распирало от зависти и ненависти. Даже мрачный и суровый Степан залюбовался гибкими, нежными движениями девушки, еще вчера погруженной в депрессию и горе.
Степан не спал ни минуты, пристально оглядывая местность, чуть освещенную огнем костра, который запалили с размахом, принесли столько сучьев, что можно было бы зажарить мамонта, как выразился Руслан Семихатко. И ночью дежурные то и дело подбрасывали в костер сучья и поленья, нарубленные из нескольких сосенок. Ночь тянулась томительно долго, с каждым часом напряжение усиливалось, иногда казалось, что утро не наступит никогда, так и будет вечно длиться эта черная, беспросветная ночь, наполненная страхами, населенная призраками. Однако небо на востоке сначала стало сереть, потом побледнело, порозовело, появились робкие отблески еще невидимых солнечных лучей. А когда краешек солнечного диска показался над горами, Степан немедленно разбудил остальных и велел как можно скорее собирать вещи, складывать палатку, завязывать рюкзаки и готовить к трудному переходу лыжи. Напились чаю и собрались скоро. Степан и Егор оглядели отряд, все меньше похожий на группу веселых и беззаботных туристов, которые отправились в трудный, но интересный поход. Осунувшиеся, встревоженные, ребята напоминали бойцов-новобранцев перед битвой, а Егор Дятлов и Степан Зверев чувствовали себя командирами, от которых зависит жизнь людей.
— Ну, товарищи комсомольцы, сегодня нам предстоит перейти через перевал и выйти на открытую местность, — постарался как можно спокойнее сказать Егор. Высокий, стройный, с мужественным открытым лицом, он источал уверенность и ответственность. — Давайте подтянемся, проявим сознательность и спортивную смелость. Пусть каждый помогает товарищу, как только сможет. Не нравятся мне эти заповедные места, так что лучше, если расследованием займутся специалисты, которых мы сюда направим, а мы за время похода успеем еще отдохнуть и набраться сил.
— Да уж, места эти никому не нравятся, — пробурчал Вахлаков. — Надо было нам обойти эти проклятые горы с самого начала. Только поход испортили, а ведь сначала было так весело!