Охота Сорни-Най [журнальный вариант]

Руслан Семихатко решил посетить одно уединенное местечко, стал пробираться в узком проходе между полками и боковыми сиденьями. Отяжелев от сытной еды и смеха, он случайно зацепил ногу здоровенного мужика, по виду — старателя, с красным, оплывшим от водки лицом. Да и сейчас мужик источал запах могучего перегара: видно, успел только немного опохмелиться с друзьями, которые вдохновенно резались в карты на столике, обильно засыпанном рыбьей чешуей.

— Ах ты, сучара! — с каким-то радостным изумлением захрипел мужик, хватая Руслана за ляжку огромной пятерней. — Сейчас я тебе, бацилла гнойная, зенки повыколупываю! — старатель стал подниматься во весь свой оказавшийся немаленьким рост. Его чуть пошатывало в такт движениям поезда, на красной морде отразилась радость оттого, что сейчас он сорвет на ком-то свою похмельную злобную ярость. — Оборзели уже туристы эти, покоя нет, так еще вздумал по рабочему человеку ногами ходить!

Перепуганный Руслан принялся было извиняться, но этим только пуще разозлил детину, уже занесшего над ним свой кулак. Товарищи орангутанга с любопытством наблюдали сцену, готовые в любой момент прийти на помощь дружку, немножко поразмяться. Убивать студентишку никто не хотел, но пару раз врезать ему по почкам и по яйцам — с превеликим удовольствием!

— А ну, пойдем выйдем! — хрипел богатырь, толкая Руслана в сторону тамбура, где и намеревался от души оторваться.

В душе мужика бушевала настоящая классовая ненависть, как у пролетария с булыжником. Он уже почти затолкал Семихатко в тамбур, к дверям туалета. Руслан что-то пищал в ужасе, но неумолимый великан полностью деморализовал его своим нападением.

— Я т-тебе, курва! — с наслаждением произнес мужик и вдруг, ойкнув, начал оседать на грязный, заплеванный пол.

Лицо его из красного стало снежно-белым, глаза так и остались открытыми, но остекленели и закатились. Словно мешок, набитый паклей, он бесшумно рухнул на пол и затих. Руслан с изумлением и радостным облегчением увидел Степана Зверева, брезгливо вытиравшего руку о подол свитера.

— Ничего, сейчас очухается, — негромко сказал Степан. — Я ему слегка передавил сонную артерию, пусть полежит немножко, подумает о своем поведении.

Мужик зашевелился, постанывая, взгляд становился осмысленным и напуганным. Степан наклонился над поверженным громилой и внятно спросил:

— Вам плохо, товарищ? Зачем же столько пить, если организм слабый? Один знакомый вот тоже выпил, и нашли его мертвым, под откосом — выпал спьяну из поезда. Смотрите, с вами так же может случиться. Посторонитесь-ка, молодому человеку нужно в туалет.

Верзила на четвереньках отполз в угол, потом медленно, держась за стену, поднялся на дрожащие ноги. Степан, не мигая, смотрел ему в глаза; и, видно, было в этом взгляде что-то такое, от чего пьяница заерзал, задрожал и поспешно ретировался, шатаясь. Плюхнулся на свое место и на тихие расспросы дружков только молча мотал большой головой.

Руслан вышел из туалета, пропустил Зверева, затем дождался его и спросил:

— Товарищ Зверев, где это вы так научились?

— На фронте, — кратко ответил Степан и быстро пошел на свое место.

Ему не слишком хотелось обсуждать с Русланом боевые искусства, которыми он владел в совершенстве. “А парнишка-то трус!” — понял Степан и порадовался тому, что сразу определил характер Руслана, еще во время первой встречи в туристическом клубе. Трусоват товарищ Семихатко, трусоват. Степан ни за что не позволил бы затолкать себя, как щенка, в узкий тамбур и махать перед носом пудовыми кулачищами; он лучше бы дал себя убить, уничтожить, чем унизить. Правда, сейчас никто и не пытался задеть Степана, в каких бы переделках ему ни приходилось бывать. Слишком сильная энергия исходила от мускулистого звериного тела, слишком непроницаемо глядели черные глаза, а золотые зубы сверкали в усмешке… Степан забрался на верхнюю полку и стал смотреть в окно, хотя на самом деле наблюдал за сидящими внизу студентами, слушал их болтовню, про себя отмечал интересные моменты, с которыми надо бы поработать.

А внизу происходили интересные вещи, Люба Дубинина раскладывала карты, уверяя всех, что отлично умеет гадать.

— Меня бабушка учила, когда я еще маленькая была, — фантазировала Люба, не заставшая в живых ни одной своей бабушки. — Вот эта карта означает любовь, — Люба показала червовую даму. А вот эта — приятное знакомство. А вот туз пик острием вниз обозначает смерть. — Все эти нехитрые познания Люба получила от девчонок из общежития. От Светки Мальцевой в основном; мать Светки обучила дочь премудростям толкования карт.

— Погадай мне, Люба! — попросил Юра Славек, не сводя с девушки голубых глаз. — Хочу узнать свою судьбу.